Василий не отделял себя от своего барина, а из всех людей — и живущих ныне, и живших в прежние века — равными ему считал только императора, то есть царя-батюшку, ученого Менделеева, с которым Бакунин одно время был близок и который непонятно каким образом произвел на Василия сильное впечатление, а кроме того Пушкина, это при том, что стихов ни Пушкина, ни кого-либо еще Василий не читал. На весь остальной род людской Василий взирал свысока и ни с кем не церемонился.
По представлению Василия, центром мира был кабинет его барина (любой из четырех кабинетов Бакунина). А правильный миропорядок заключался в том, чтобы барин сидел в кабинете за столом и работал. «На то он и барин, чтобы работать», — часто говорил Василий, понимая под работой писание различных сочинений и трудов, чем Бакунин и занимался между расследованиями убийств и загулами с цыганами. Всех, кто нарушал этот миропорядок или способствовал таковому нарушению, Василий причислял к врагам человечества и почитал чем-то вроде исчадия ада. Когда же миропорядок нарушал сам барин, то доставалось и барину. Весь дом и все знакомые Бакунина да и сам Бакунин трепетали перед всесильным Василием, который своими придирками мог извести кого хочешь.
Такое его безграничное всевластие и влияние на Бакунина на первый взгляд может показаться даже странным. Но только на первый взгляд. На самом деле именно таковы взаимоотношения настоящего барина и настоящего слуги. Мудрый Карл Иванович несомненно привел бы по этому поводу одну из русских пословиц: «Жалует царь, да не пускает псарь».
Но в силу своей мудрости Карл Иванович никогда не приводил этой пословицы. И потому что слово «псарь», имеющее оскорбительный опенок, не подходило в данном случае, и потому что Карл Иванович глубоко уважал Василия, как человека, занимавшего в доме весьма важное место. Кроме того, в годы беспечной (а порой и беспутной) молодости Бакунина Василий сыграл в его жизни особую роль. Те далекие события, можно сказать, определили судьбу Бакунина, спасли для человечества и в конечном счете сделали его тем, чем он и стал, — знаменитым явлением русского Ренессанса начала двадцатого века. Но об этих необычных событиях биографии Бакунина и Василия я расскажу как-нибудь позже.
Появление у Бакунина пристава Полуярова также требует пояснения. Бакунин сотни раз выручал его из, казалось бы, безвыходного положения, и пристав верил в него как в ниспосланного свыше спасителя. Бакунин не отказывал ему нив каких просьбах и в силу своего характера и увлеченности помогал в любых мелочах. А уж когда случались серьезные преступления, Бакунин как будто брал под свое начало департамент уголовного сыска. Конечно же, работа над гениальными сочинениями, над которыми он корпел под пристальным присмотром Василия, в этом случае замедлялась или вовсе приостанавливалась.
