К завтраку все, кроме дядюшки, переодевались. Дядюшка сидел за столом в халате — отчасти в пику Карлу Ивановичу, который одевался так тщательно, словно собирался на прием к губернатору.
Блюда подавали горничная Настя и Василий. Василий, не ставший всех звать к завтраку, был хмур и недоволен. Его «надутость» угнетала Бакунина. Карл Иванович не замечал ее. Дядюшке она поднимала настроение. Акакий Акинфович тоже радовался плохому настроению Василия — но тайно.
Завтракали мы в самое разное время. Иногда завтрака не было вовсе — и тогда обходились чаем вприкуску с чем-либо посущественнее, обычно бутербродами с ветчиной. Карл Иванович часто высказывал мысль о том, что завтракать следовало бы в одно и то же, раз и навсегда заведенное время, и даже называл это время — восемь часов. Но быстротекущие и часто непредсказуемые и непредвидимые события и разные обстоятельства постоянно мешали завести такой порядок, и за долгие годы жизни с Бакуниным Карл Иванович смирился с этим — смирился практически, но не в принципе и время от времени продолжал высказывать свое мнение на сей счет.
За столом обычно обсуждались все вопросы — от проблем переселения на другие планеты в связи с угасанием Солнца до погоды. Если Бакунин вел очередное расследование, то завтрак превращался в рабочее совещание, на котором выдвигались и обсуждались планы и так называемые версии — то есть предполагаемые варианты расследуемого преступления.
Здесь же, в ходе рассуждений и споров, рождались и знаменитые умозаключения Бакунина, определявшие и раскрывавшие убийцу или злоумышленника. Позднее я пришел к выводу, что умозаключения Бакунина рождались каким-то другим образом и совсем не в ходе рассуждений и споров. Как они рождались, я так и не понял. А что касается обсуждений во время завтрака, то, как я решил впоследствии, они были чем-то вроде репетиций и пробных вариантов.
Обсуждения обычно сводились к спору между Бакуниным и дядюшкой. Карл Иванович и Акакий Акинфович держались в этих спорах нейтралитета, хотя в общем-то поддерживали Бакунина. Дядюшка спорил отчаянно. В этом отношении дядюшка был уникальным человеком. Казалось, да, впрочем, не казалось, а именно так и было — он мог оспорить все, что угодно.
Стоило при нем сделать заключение или вывод о том, например, что Волга впадает в Каспийское море, он тут же доказывал, что великая русская река никоим образом не впадает в это море, а если его удавалось припереть точными сведениями и фактами, он тут же начинал утверждать, что Волга совершенно неправильно впадает в Каспийское море и что ей следовало бы течь в совершенно другом направлении и впадать в какое угодно море, но только не в Каспийское.
