Рядом со мной упал лейтенант Кляйне-Херцбах. Попадание в живот. Лейтенант Цирн остается рядом, чтобы побыть с ним последние минуты. Офицер умирает у него на руках, не приходя в сознание.
Нам приходится проверять каждую щель, забрасывать внутрь гранату, а затем приканчивать русских огнем из пистолетов и винтовок. Никаких криков о сдаче: русские предпочитали быть раскатанными в своих норах.
Однако то здесь, то там появлялись стальной шлем и две поднятых грязных руки. Но мы не признаем права на пощаду после гибели Шульца: после того как он был перевязан, русские его расстреляли заново. А мы все его любили, это был прекрасный парень. Теперь уже мы здесь не просто ведем бой, он превратился в массовую бойню!
Зачистка отняла у нас довольно много времени: нора за норой, пока, наконец, выстрелы не прекращаются.
Мы пересчитали мертвые тела русских. Их было сто тридцать пять. Мы потеряли одиннадцать человек.[61] Над одной из таких нор [окопов] мы ненадолго остановились, чтобы восстановить дыхание и выкурить сигарету. Мы действительно заслужили это.
Командир хотел организовать штаб где-нибудь рядом. Когда мы двинулись дальше, на нас обрушились осколочные снаряды вражеского противотанкового орудия. Я шел между лейтенантом Куном и лейтенантом Цурном, и оба они упали. У лейтенанта Куна изо рта потекла кровь. Через секунду его голова свесилась на левую сторону – он был мертв. Лейтенант Цурн получил осколок в верхнюю часть руки. Слава богу, ранение легкое, но все же ему пришлось отправиться в пункт оказания первой помощи.
Рядом с пунктом первой медицинской помощи я обнаружил прежний полевой штаб полка. Здесь находился обер-лейтенант Бауэр, и я должен был рассказать ему о том, что произошло утром. Перед уходом мне сказали, что у лейтенанта Цурна лишь легкое ранение и он скоро вернется назад.
На обратном пути я шел по обочине дороги, и, прежде чем вышел на позиции 3-й роты, мне в очередной раз пришлось уткнуться носом в грязь. Грохот и взрыв были такой силы, будто всему миру пришел конец, вихрь воздуха бросил меня ничком на землю и осыпал сверху комьями земли.
Прямо рядом со мной разорвался осколочный снаряд. Я выждал несколько секунд. Потом я почувствовал каждую свою косточку от головы до пят (а что, у солдата на фронте их нет?) и понял, что у меня все цело, что нигде на теле не течет тонкая струйка, после чего стремительным броском бросился прочь. Я рывком поднялся и побежал к полевому штабу так быстро, как только могли нести меня мои ноги. И это тоже помогло, так как я неосознанно проделал все это во время паузы между залпами вражеских орудий.
