— Конечно, в нашей работе есть недостатки, но поверьте, Валерия Петровна, в этом случае работа, можно сказать, кипела.
— Вы контролировали ее ход?
— Разумеется. Ну а как же!
— Организовали вечерние смены?
— Тут вы правы, нужно было и вечером. Но… Вы ж понимаете, заставить людей работать сверхурочно сейчас почти невозможно, — развел руками Сысоев.
— Знаете, почему федеральным войскам так трудно было в Чечне? — неожиданно спросила Агеева и властным жестом остановила Сысоева, который успел кивнуть: мол, да, вы правы, трудно было. — Потому что никакой работы с людьми, с рядовыми людьми там не велось. Никто не вдалбливал им в голову простые истины: неужели вы хотите, чтобы ваши дети имели пятилетнее образование? Кем же они смогут стать в этой жизни? Неужели вы хотите, чтобы законы устанавливали уголовники? Неужели вы не видите, что скоро некому, нечем и негде будет лечить ваших детей? Милые люди, умные, хорошие, да посмотрите же, что творится вокруг! Объяснять, писать, показывать нужно было каждый Божий день. Ничего такого не сделали. Замполитов упразднили, остались борцы за права человека, которые ходят за бедным солдатом по пятам и выясняют: а не мародер ли ты? А не убийца ли безоружных женщин и детей? По бандитам стреляешь или по мирным жителям? А у бедного солдатика и без того в глазах мельтешит. Сколько же душ загубили и с той, и с другой стороны по собственной бездарности! Я говорю это к тому, уважаемый Федор Аркадьевич, что вы придерживаетесь тех же бездарных методов. Есть деньги — будет сделано, нет — да провались все! Так?
— Я согласен, Валерия Петровна. Эти журналисты, телевизионщики чертовы воду мутили.
— Ничего-то вы не поняли, — вздохнула Агеева. — Журналисты у нас не воду мутили, а безответственного чиновника разоблачили, который меня подвел в такой ответственный момент, но это ладно. Людей заставил мерзнуть три недели — вот это уже никуда не годится. Я благодарна телевизионщикам нашим, самой-то непросто за всем уследить. Значит так, Федор Аркадьевич. Или вы завтра даете воду и тепло в квартиры, или я увольняю вас по статье.
— Завтра?! — вытаращив глаза, воскликнул Сысоев. — Но это же невозможно!
Агеева встала из-за стола.
— До свидания, Федор Аркадьевич, — сухо сказала она. — Или вы прямо сейчас хотите написать заявление?
Сысоев тоже вскочил. О, как же ему хотелось послать эту даму куда подальше, громко заявить: мол, и напишу! Второго такого специалиста поищите-ка, а я и без вас не пропаду. На коленях приползете, не соглашусь работать с вами! Но он прекрасно знал, что не было, нет и не будет незаменимых. Ни в жизнь ему не совершить такого гордого поступка, разве что с отчаяния, когда никакой надежды не останется. Но это и будет отчаянием. Не более того. А пока есть надежда… Он же не враг себе!
