Крик подхватили и выбросили за ворота, где уже собралась толпа. Танк неторопливо полз сквозь людское море, кроша кости и натирая скользким алым древние плиты мостовой. Послушники швыряли на кровь смесь песка и мела, а Свита - золотые монеты.
- Разум победит!
На зиккуратах открылись зеркала, отражая солнце. И яркая вспышка на долю мгновенья оглушила всех. Великий Пепелац смежил веки, прикрыв левым дыру.
Пуля уже вгрызалась в сочную мякоть мозга. Достигнув теменной кости, она издохла, но, двигаясь по инерции, проломила-таки окно во внешний мир, забрызгав ковровую шерсть божественной сутью Пепелаца.
- Разум... - Верховный жрец, первым почуявший неладное, успел отскочить, когда деревянное тело мертвого божества скатилось вниз.
- Победит! Победит! - ухнула толпа, надвигаясь на танк. Жадные руки тянулись к Великому Пепелацу, срывая папирус, кожу и мышцы.
Танк зажмурился: ему было страшно.
На другом плече мира курсант Николай Топоров отработанным жестом воздел пятерню к небесам. По знаку его развернулись полотнища штандартов, явив миру Лик Солнца.
- Пусть всегда будет Солнце! - ударили первые слова гимна.
Ветер тревожил ткань, и Солнце морщилось, точно брезгливо было видеть ему собравшихся людишек. Весело громыхал гимн, а Государственный хор скопцов выводил вечное:
- Пусть всегда буду...
-...йааа... - взвизгнула пуля и, сбив тюбетейку с головы Лидера, ударила в грудь курсанта.
Курсант упал, гимн захлебнулся, толпа задохнулась. Лидер же, вытащив пулю из складок ткани, поднес к преисполненным истинной доброты очам, и поинтересовался:
- И как это понимать?
- Пепелациды, - сказали Советники. А пуля ничего не сказала, но закатила глазки и издохла. Тельце ее Лидер возложил на трибуну и, придавив толстым пальчиком, заметил:
- Происшествие, однако... Разобраться.
Второй рукой Лидер махнул в сторону Топорова, который сумел подняться и теперь изучал дыру в мундире.
- Наградить.
Колька все трогал и трогал дырку в груди, которую уже успели прикрыть медалькой, но она все равно ощущалась через тонкую латунь. В дырку сквозило, и сквознячок этот полз по кривоватому Колькиному хребту, пробираясь сквозь поры кожи внутрь.
- Вранье это все, - нашептывал сквознячок. - Тебя даже не поцарапало.
Голос у него был сипловатый, как у матушки. Она вечно простужалась и ходила по дому, обмотав горло шарфом, а к переносице прикладывала вареные яйца. Непременно деревенские, в рыжей скорлупе. Однажды яйца не помогли, и матушка умерла.
