— Сиди, воробей, — отец плотней прижал меня к теплому боку.
— Ноги-то мозжат, уж так гудят. — Николай Иваныч сел рядом с моим отцом, вытянул ноги, вздохнул сладко.
— Седлал бы лошадь, — посоветовал дядя Максим. — Степя широкие, что их мерить?
— Может, и верно. Да ведь не казак я. Ох-хо-хо…
Заглянул ко мне под ватник. С лица его еще не сошло выражение торжественной радости.
— Ну вот, Сережа, теперь ты — сын тракториста. Сын тракториста, — повторил Николай Иваныч и вроде прислушался к своим же словам. — Ишь ведь как! — удивился он. — Бывало, сын попа, пастуха… А теперь — новое имя-звание. Дивные дела делаются!
— Нынче, мужики, у нас что-то вроде праздника — винца бы чеколдыкнуть, — несмело предложил Семен.
— Тебе семь годов праздник, — усмехнулся Митяй. — Кобыла ожеребится — праздник, трактор — то же.
— Эх, случай же упускаем! — пожалел Семен и стал доставать кисет. — Баб-то седни и уламывать не надо.
— Подходи к общему котлу, Иван Григорьич, — позвал Раздолинского Митяй. — Лидка, да отпусти ты его — вцепилась!
Лида приглушенно засмеялась и стала уходить, смешиваться с мутным светом, только белели ее босые ноги да двигалась тень. Раздолинский подошел к мужикам. Среди темных фигур у черного громадного трактора так белела его рубашка, что мне даже боязно стало: вот прикоснется к нему и замарается. Он стоял и ничего не говорил. Мужики курили, молчали, аж неловко как-то было: подошел, так скажи хоть что-нибудь. Тишину сломал Николай Иваныч:
— Где же, Василий Петрович, такого богатыря нам построили?
— На Урале, — коротко ответил мой отец.
— Этот трактор американской фирмы «Кетерпиллер», — наконец заговорил Раздолинский. — Наши за него золотом платят.
— Ну, голова, знает ведь все! — хлопнул себя по колену Николай Иваныч. — Катер, значит, пилар. А что золотом платим, золото и возьмем. Наша, барабинская пшеница не золото тебе?
— Да уж есть где пахать-сеять.
— Окупится в два счета.
— А зачем платить, коль сами строили?
— За патент, — пояснил Раздолинский.
— За пакет? Вон што! У нас в гражданскую один потерял пакет, так его ревтрибунал судил.
— Послать кого да стибрить, — небрежно сплюнул Семен. — Делов-то…
— Вот тебя, ехор-малахай, и послать на слепой Рыжухе, — зубы Ильи блеснули стеклышком.
— Сурьезный мужик, а сбрехнуть… — обиделся Семен.
— Погоди, ребята. Эт как же? — не унимался дотошный Митяй. — Трактора дома ладят, а за пакет какой-то золото изводить?
Мужики замолкли в ожидании — разъяснит поди Раздолинский. Но тот жадничал на слова. Распалил загадкой-неразгадкой, а дальше дело не его. Вон уж и отворачивается, на дом Румянцевых поглядывает, где то калитка стукнет, то мелькнет кто-то.
