Так начинающий шпион прострадал до восхода солнца, а потом еще три часа, пока его не заметил-подобрал-обогрел-накормил большой обоз беженцев из какой-то деревни, что находилась[58] днях в двух пути от стольного града.
– Откуда ты такой неприкаянный будешь, мил человек, и как тебя звать-величать? – поинтересовался седой благообразный дед, на чью телегу без особых церемоний Букаха взобрался, чтобы спокойно умять предложенный ему хлеб, лук и полкурицы.
– Я… это… издалека… – неопределенно махнул крылом засланец и сделал вид, что усиленно пережевывает заглоченый кусок.
На самом деле он обдумывал то, что должен был обдумать еще как минимум день назад. Но всё это время он потратил на попреки своей зловредной судьбинушке, невразумительные причитания, невыполнимые клятвы и просто на жалость к себе, единственному. Теперь же такую важную часть шпионского ремесла, как фальшивое имя и биография, ему приходилось изобретать впопыхах и на ходу.
– Зовут меня Олег. Прозвание мое… э-э-э… Пень-Гордый. Сам я из… э-э-э… из купцов буду… из торгового люда, значит. Бегу от оккупационной армии царя Костея. Шел мой обоз с товарами по новой Сабрумайской дороге этак, шел… И вдруг, откуда ни возьмись – страх божий на голову обрушился… Люди вроде, а сами – как звери! Кто на тигра похож, кто на медведя, кто еще на кого… Зубы, да когти, да еще топоры вот такенные!.. – Букаха показал, выронив при этом недоеденный окорочок себе на колени, какенные у вражеских солдат были топоры, потом немного подумал, и увеличил пространство между своими ладонями еще на полметра.
Дед и его попутчики ахнули, а приободренный Букаха ухватил так и не убежавшую на безопасное расстояние куриную ножку за косточку и продолжил описание своих злоключений, дирижируя ей, как палочкой:
– Жуть, говорю, аж волосы дыбом![59] Это ведь ни кто иной был, старик, как солдаты Костеевы. Непобедимая армия на нас прет – сразу видно! В его войске этих чудищ – как деревьев в лесу! Против них сражаться – что головой об стенку биться! Мы против них – словно ребенок против медведя!..
– Ты, купец, кончай врага-то славить, – неприязненно взглянул на него плечистый молодой парень со шрамом во весь лоб. – А что медведя касаемо, так я на него с рогатиной первый раз в двенадцать лет ходил – и живой, как видишь, хоть и покарябанный маленько. А ихнего косолапого брата в нашей округе изрядно убыло. Так что…
– Да помолчи ты, Потап, – цыкнул на охотника старик и повернулся к попутчику. – Ты, мил человек купец, не обращай на него внимания, рассказывай, рассказывай, чего с твоими товарищами-то сталось.
