Марта просто обалдела от моего скоропалительного решения и, зная меня как морально устойчивого типа, спросила:
– А двести баксов дашь?
– Дам, – быстро ответил я, пребывая в эйфории гордости за самого себя и задуманного мной благородного поступка.
После того как я отсчитал прекрасной Леночке двести зеленых, она шла под руку со мной по улицам Старого города. Я пытался вести с ней какую-то учтивую беседу, вроде и не было между нами каких-то расчетов, просто так, приятное знакомство, и все. Напрягая всю свою память, пытался что-то рассказать об архитектуре, что когда было построено, кто где родился, ну и в таком духе. Половину врал, ну а вторую половину вроде бы говорил правду. А она как-то на меня странно смотрела и улыбалась. От этой улыбки мне становилось тепло и хотелось сказать, что я с ней спать не буду, просто необходимо было вырвать ее из этого дерьма. Но что-то меня удерживало, и я продолжал рассказывать о достоинствах нашей архитектуры.
Так незаметно мы подошли к большому серому зданию возле музея изделий из камня, она, ни слова не говоря, нежно потянула меня в открытую дверь подъезда. Все, решил я, надо прямо тут ей сказать, чтобы она не думала, что я способен опуститься до того, чтобы воспользоваться нуждой женщины и лечь с ней спать за деньги. Но она отпустила мою руку и быстро поднялась на первый этаж в квартиру номер два, через секунду открыла дверь и жестом пригласила войти.
Утром, когда я, проклиная все на свете, натягивал на себя штаны, в ужасе предвкушая семейный скандал, услышал из-под одеяла довольный Леночкин голос:
– Марта меня предупреждала, что на этой работе попадаются в основном свиньи, но мне кажется, она была не права.
До сегодняшнего дня мне тоже очень хочется в это верить.
Он бил ее раз в неделю, чтобы помнила, что она его жена. Ее высокий чистый голос разносился по всей округе, оповещая соседей, что у Дмитрича сегодня боевое настроение. Конечно, многие советовали ей обратиться за помощью в полицию. Но она от них отмахивалась, как от назойливых мух, мол, не лезьте не в свое дело.
Вообще-то Дмитрич был довольно мирный человек, но ее вечное ворчание могло вывести из себя кого угодно. А вот после «руковозложения» она на некоторое время успокаивалась и становилась просто золотой.
Ну конечно, что греха таить, любил он, родимый, выпить. Вот так соберутся с друзьями после работы, возьмут бутылочку красненького, усядутся на деревянной скамейке в сквере, что возле дома, и поведут долгие нудные разговоры за жизнь, кому как платят, кто с кем переспал и будет ли скоро война. Потом сбрасывались по копейкам еще на одну и посылали за ней гонца. Чем больше выпивали, тем становилось все интересней и интересней, выяснялись разные подробности из жизни окружающих соседей и про остальное. И это могло продолжаться до бесконечности, если бы не закрывался магазин или из дома не прибегали бы жены и не растаскивали по домам своих мужиков, решавших глобальные проблемы.
