Она. Где же ты теперь обитаешь, бедняга?
Петруччо. Где придется, хозяин.
Она. Где же ты хранишь свое имущество, дружок?
Петруччо. Вам известно, что у меня нет имущества.
Она. Что же у тебя есть, плут? Не может быть, чтобы у человека так уж ничего и не было!
Петруччо. Свобода у меня есть, хозяин. Одна только свобода. А так, из наличности больше ничего.
Горожане в ночных колпаках, облокотясь на подоконники, внимательно слушали их.
Она. Свобода. От всего? И от долга? И от чести? И от стремленья к совершенству? А ведь это закон жизни. Это хороший закон. Лучшие становятся примером для других. А если они немного красуются, можно простить. Многим это стоит жизни. Нет, милый, рыцарская честь чиста как белый снег. Заслуг ее тебе не счесть, и не поднять на смех. Нет, милый, рыцарская честь — сестра веселых зорь! Предателю — укор и месть. Насильнику — позор. Что нас хранит от суеты до самых поздних лет? Наивной юности мечты, гербов старинный свет. Нет, милый, рыцарская честь — за всех, кто угнетен. О, рыцарство! Победы весть, надежды женской стон… Его мечей умолкнет звон, поржавеет доспех — но станет рыцарства закон навек законом всех…
Петруччо. Посидим на прощанье.
Он сел на землю. И она села. Петруччо смотрел на нее. Она смотрела в сторону. Горожане смотрели на них.
Она. Мы прощаемся как думаешь, навсегда?
Петруччо. Хочу верить, что нет.
Она. А я хочу, чтоб навсегда…
На сцену вышла молодая женщина, гримерша. Она подошла к Петруччо — тот поднялся и стала накладывать на его лицо черты возраста. Реквизитор накинул на него что-то живописное, хотя и потрепанное. Вручил простенький музыкальный инструмент, наподобие виолы. Тем временам Она тоже поднялась и, скорбно глядя на Петруччо, исчезла.
Прошли годы.
На подмостках Петруччо и еще один куплетист, тоже с инструментом и такого же потрепанного облика. Они сидят в ожидании и, видимо, уже давно.
Куплетист. А здорово ты его подсек. Я, признаться, тоже хотел ему сказать, но, думаю, ладно. «Где, говорит, хранишь свое имущество?» «А вам известно, граф, нет у меня имущества!» «Что же, говорит, у тебя есть?» «А свобода, граф, больше ничего!»
Петруччо. Интересно, долго они там?
Куплетист. Откушают — вызовут. Наше дело торчать тут наготове. Да еще заплатят ли? Там ведь все со вкусом. Сейчас у всех вкус. Опозоришься — погонят и до свидания не скажут. О! Вот взгляните-ка, это поучительно. Первый наш тащится. Талант ты наш, популяр ты наш, номер один! Только номер-то твой уже под сомнением, и не встретил-то тебя никто! Все, тишина.
