Выпрямилась:
– Товарищи, человеку плохо. Врача!
Парень мигом очнулся и зло и совершенно трезво прошипел:
– Дура, чего привязалась?!
Она узнала любителя «Композиции» и «Русского леса». Алкаш вскочил и быстро зашагал прочь. Из дверей кабинетов выглядывали головы в белых шапочках и говорили вслед:
– Совсем бомжи обнаглели. Намерзнутся на улице – и набиваются в поликлиники греться. Вшей напускают, лишайный грибок. Чесотку.
Едва она вышла, из тьмы выступила долговязая фигура. Потащила струсившую Творогову в светлый круг под фонарем:
– Да не бойся ты, дура набитая, сейчас я тебе все объясню.
– Я закричу, не приставайте ко мне, ай…
Он тыкал ей в лицо синей корочкой:
– Я журналист, корреспондент. Пишу очерк о жизни бомжа. Блин, месяц в образ вживаюсь, и везде ты под ногами путаешься.
Творогова, чувствуя себя виноватой, пригласила журналиста – его звали Серега – к себе домой погреться, попить чаю. Наутро Серега переволок к ней тяжелый старый чемодан: больше половины его занимали кипы бумаги.
Когда Творогова стирала его свитер и джинсы, Серега расхаживал в ее стареньком просторном халате.
Она и не подозревала, что журналисты так мало получают. Серега называл себя ушедшим на вольные хлеба и кричал, что ни за какие коврижки не пойдет в рабство тупым редакторам и цензуре.
Соседка отнеслась к новому жильцу подозрительно:
– Смотри, Творогова, не шпану ли привечаешь? Такие вот присмотрят одинокую бабу, вотрутся в доверие. Потом из квартиры всё дочиста выносят.
Серега редко вылезал из уютного халата Твороговой. Днем спал на софе, а ночами смотрел телевизор. Объяснял: «Творческий запор». Иногда на него находило вдохновение, он быстро-быстро исписывал кипы серой бумаги мелким крученым почерком. Потом откидывался на спинку стула, красиво откидывал длинные волосы, утомленно потирал глаза. Облачался в давно дожидающиеся его в шифоньере чистенькие свитер и джинсы – и исчезал.
– Бездари чертовы, – ругался он, возвращаясь без рукописи, но и без денег. – Завидуют. Сами как куры с обрезанными крыльями, и мне хотят обрезание сделать. Не выйдет. Серегу в золотую клетку не посадишь. Тупоголовые.
Из-за редакционных бездарей и завистников приходилось жить на одну зарплату Твороговой – школьной лаборантки. Серега брезгливо ковырялся в тарелке, раздраженно швырял вилку:
– Опять макароны? Сколько они тебе в твоей школе платят? Ско-олько? Сволочи.
Он был проинформирован о жизни «наверху» и ругал «небожителей» ужасными словами. Творогова пыталась разубедить его. Кричала из кухни:
