– У меня милёнка нет, нету подходящего.
Не найдётся ли у вас какого завалящего?
Подружки ахнули: «Бесстыдница!» А Фенька закинула простоволосую голову, задробила ногами, не жалея калош. Закружилась так, что ситцевая рубашонка вздулась на спине пузырём. С отчаянием, понимая, что терять нечего, в лицо парню бросила вызов:
– Наломала я черёмух, не умею связывать.
Полюбила я милого, не умею сказывать!
Авдеев кашлянул, глядя в самые глаза бесшабашно дробящей, смело, грудью прущей на него девки. Не пропел – глухо скороговоркой сказал:
– Балалаечка моя на печи сушилася,
А кого я полюблю, ещё не родилася…
Потом стало не до гулянок. Они, кучка активистов, ходили по кулацким дворам: на ногах у кого лапти, у кого отопки, у кого просто тряпицы намотаны. Зато в карманах тяжёлые наганы! Под недобрыми взглядами хозяев и соседей вытаскивали из подполов мешки с картошкой-моркошкой, тугие хрусткие вилки капусты, выкатывали кадки с маслом и мёдом. Ишь, куркули, в сытости хотели зиму пересидеть, а рабочие с детишками в городах с голоду подыхай?! На радость контрреволюции?!
В одной избе Фенька присмотрела на старухе шубейку, потянула с неё. А старушонка вцепилась, не отпускает. Фенька ну крутить шубейку. Прыткая старушонка не стряхивается, летает в воздухе как пушинка… Мальчонка лет пяти выполз, тычет куриное сырое яйцо, ревёт:
– На яйцо, на, только бабушку отпусти!
Цепкая старушонка, наконец, отлетела и шваркнулась об угол печи, разом притихла. Румяная злая Фенька встряхнула шубейку и натянула на себя. Придирчиво осмотрелась, шмыгнула конопатым простуженным носом: маловата, но ничего. В подпоясанной верёвкой худой кофте не больно мировой революции послужишь.
– Бабушка Федосья, а вам не жалко было маленьких детей? – уважительно и даже подобострастно спросил кто-то из пионеров.
Тоне не понравился вопрос. У неё загорелись уши, и глаза сами собой упёрлись в парту. Бабуся крепко обтёрла горсточкой лиловый, стянутый в куричью попку рот. И строго сказала пионеру:
– Ну вот, скажем, нашёл ты под печью тараканье гнездо и собрался кипятком шпарить. Они врассыпную, тут же и малые таркашки: прозрачные, махонькие, забавные. Вроде жалко, но из маленьких таракашек расплодятся большие тараканы: разносчики грязи и инфекции. Вот ты их без разбора всех давишь, а потом кипяточком – тут тебе все зашуршат и опадут.
Пионеры засмеялись.
…Жители деревни не знали куда деваться от активистов. Тайно увязывали остатки скарба, запрягали лошадей. Дожидались ночи, грудничкам заматывали тряпками рты, усаживались семьями в телеги. Крестились: «С богом!» Скрипели ворота, и с гиканьем – тут либо пан, либо пропал – нахлёстывали лошадёнку. Вздымая пыль, неслись по спящему селу прочь: в леса, в непроходимые болота.
