На заре она открывала глаза и блаженно щурилась: солнышко… Переводила взгляд за окно: там над забором, подпрыгивая, плыло солнышко поменьше: лысина дяди Коли. Спешит открывать, хлопотун, задохнувшиеся за ночь парники и теплицы, снимать для салата колючие, как кактусы, молочные огурчики.
И всё, всё слишком хорошо, так что хочется плакать. И всё время какие-то птицы верещат, вскрикивают странно, печально, жалобно – в унисон растревоженному томному Инниному настроению.
Софка играла в мяч с соседскими девочками, будто циркулем чертила в пыли ровными загорелыми ножками.
– Да то ж дрозды кричат! – охотно объяснила она, зажав мяч под мышкой. – Хотите я вам покажу?
Все девочки захотели показать городской гостье дроздов, и они окружили её и гурьбой повели в огород. В невидимых мелких рыболовных сетях, натянутых над грядами с клубникой, бились, трепыхались рябенькие птицы. Они и издавали пронзительные, поразившие Инну крики. Несколько птиц ещё шевелились, запутавшиеся в сетях – подвешенные кто за голову, кто за крыло. Некоторые, распятые, висели неподвижно.
– Боже мой. Но они же… мучаются. Зачем вы их так?!
Софка изумлённо вскинула глаза:
– А зачем они клубнику клюют? У нас все так дроздов ловят – иначе всю ягоду потравят. И они недолго кричат, к вечеру все на жаре подыхают. – Увидев, что Инна пытается высвободить пленника, предупредила: – Они клюнуть могут… Наш кот подкрался – так в ухо долбанули…
Девочки принялись играть дальше, а Инна пошла по улице. За каждым забором были натянуты всё те же прозрачные сети с серыми растрёпанными комочками, бьющимися или неподвижными, неслись отчаянные, обречённые крики. И повсюду расходилась кругами, как на воде, чёрная энергетика смерти.
Когда Инна вернулась, дядя Коля, улыбаясь своей доброй улыбкой, высвобождал из сетей и складывал трупики в ведро.
Инна не вышла к ужину и не открыла Михаилу. Она слышала, как Алёна Дмитриевна, адресуясь в спальню, обиженно крикнула: «А клубнику-то покушать любим! С ведро точно скушали».
В тот же вечер Инна уехала с последним автобусом на станцию. На звонки Михаила она не отвечала.
