– Ура бабушке Нине! – закричала Анна и подняла бокал.
– Нет-нет, так не годится, постой, Анна! – закричал Миша. – Стойте все! Разве так делается? Подождите, я скажу тост!
Он встал с бокалом в руке, откашлялся и начал торжественно, изображая грузинский акцент:
– Дорогая наша княгиня Нина, дорогие гости! Мы собрались за этим замечательным, поистине богатым столом, – Миша обвел свободной рукой стол, на котором стояли два блюда, одно с пирогом Анны, другое – с пирожками Эльжбеты, а еще вазочка с мармеладом и ваза побольше с печеньем, и продолжил: – чтобы отпраздновать этот замечательный юбилей – сто лет со дня рождения нашей дорогой и замечательной бабушки Нины. Она прожила долгую, но замечательную жизнь. Но скажу больше: бабушка Нина, наша замечательная княгиня Нина Махарадзе, и нашу с вами нелегкую жизнь в этом доме сделала поистине замечательной!
Гости закричали «Ура!» и потянулись чокаться бокалами к бабушке Нине.
– Нет-нет, потерпите, я еще не закончил! Слушайте мой тост дальше! Дорогая бабушка Нина! Ваше столетие еще, конечно, отметит ваша семья, а город пришлет вам свое поздравление: я знаю, что немцы чествуют всех доживших до этой замечательной даты. Так что праздник ваш еще только начинается. Но я очень рад, что начинаете вы свое столетнее торжество в нашем кругу, в кругу нищих эмигрантов с неустроенной судьбой, потому что жизнь любого эмигранта начинается с неустройства. Так когда-то, и мы это знаем из ваших рассказов, начиналось и ваше эмигрантское житие. Да, повторяю, жизнь каждого эмигранта начинается во мраке проблем и неизвестности, но вы, как светлячок, осветили для нас этот мрак. Поэтому мы сейчас выпьем за вас по бокалу этого замечательного вина, а потом споем в вашу честь замечательную грузинскую песню «Цхартвела», что по-русски значит «Светлячок»!
– Поистине замечательный тост! – растроганно сказала княгиня, вытирая слезы. Все засмеялись и потянулись к ней с бокалами и поцелуями. И сама бабушка Нина тоже подняла свой бокал и выпила его до дна. И все дружно накинулись на пирожки Эльжбеты.
Потом они пели хором польскую заздравную песню: «Сто лет, сто лет пусть он живет среди нас!», переделав к случаю слова на «Еще сто лет, еще сто лет пусть она живет среди нас!»; потом пили чай с клубничным пирогом, конфетами и печеньем; потом просто сидели и разговаривали, и никто не вспоминал ни о чем грустном, и никому не казалось, что это их прощальный вечер, хотя на прощанье они спели грустную песню «Светлячок».
