А я иду. Пора, пора идти.
Мне кажется, что ухожу не я,
а вы идете. Нам не по пути.
Желаю я тебе, моя семья,
нестрашных горестей, нетяжких бед…
Я здесь остался.
Я смотрю вам вслед.
Люди опустились перед ним на колени. Вдова плакала. За ней заплакали другие женщины. Глава заковылял прочь.
Красноречивый:
Военачальник! В этот трудный час,
в час, выражаясь проще, грозовой,
ты лучший здесь, ты первый среди нас.
Прости меня, ты должен стать Главой.
Человек Боя
Клянусь, друзья, грядущею победой…
Долгоносик:
Нет, будущим ты не клянись. Оно
позором этих дней осквернено.
Человек Боя:
Кто там опять? Все тот же Долгоносик?
Долгоносик:
Да. Долгоносик! Жить в постыдном страхе
перед тобою — то же, что не жить.
Человек Боя:
Зачем же в страхе? Что с тобою, брат?
Иная мне рисуется картина:
как пчелы, что на всех цветах сбирают
их сладкий сок, мы, рот набивши медом,
летим в свой улей и, подобно пчелам…
Долгоносик:
Встречаем смерть в награду за труды!
Уже две жизни только за два дня
тебя своею кровью запятнали.
И может быть, через одно мгновенье
тебе на душу тяжко ляжет третья.
Человек Боя:
Долгоносик:
Моя, вот в чем беда.
И — в спину, в спину, вам не привыкать…
Он повернулся, чтобы уйти, но две стрелы, просвистев, поразили его в спину.
Человек Боя (в ярости):
Кто там стрелял? Связать и наказать!
Неужто недостаточно убийств?
Неужто не настало время мира,
покоя и порядка в нашем роде?
Черепашка:
Нет, не настало! И не будет больше!
Человек Боя:
С почетом должным схоронить обоих.
Голосованье и гулянье — завтра.
Он хотел было уйти к себе, но вдруг быстро, как животное, обернулся и присел в страхе:
— Что?!
Люди стояли, пригнувшись, готовые нападать или спасаться. Смотрели на Человека Боя тревожно.
Просвистела стрела. Он быстро, по-звериному присел и увидел, как люди стоят, глядя кто куда.
