Замолчи, жена!
Карол. Сестра моя!
Герцог Остреландский. Замолчи, сын! Все должны хранить почтительное молчание, когда в зал вносят покойника. Трубите в знак траура. (Скорбно трубят рот.) Вы не спрашиваете, кто покойник?
Годфрунд. От имени всех ваших подданных я спрашиваю вашу светлость: кто покойник?
Герцог Остреландский. Я срываю покрывало — саван, которым он укрыт. Беру его за волосы и показываю вам на вытянутой руке; глядите на обескровленную голову.
Все(кричат) Галевин!..
Герцог Остреландский. Галевин! Убийца дев! Не оскорбляйте мертвую голову. Сдохла змея, не имевшая ни человеческой души, ни человеческого сердца, ни человеческого разума. Он искал счастья в преступлениях, но не нашел. Он обрел позорную смерть от того самого меча, которым готовился совершить гнуснейшее деяние, о чем свидетельствует зловещая усмешка на его бескровном лице. Его губы пересохли, не петь им больше роковой песни. Отвечай, Галевин!.. Сожалеешь ли ты о своих нечестивых поступках? (Тишина.) Попросишь ли ты пощады на суде божественном и людском? (Тишина.) Не отвечает. Тогда отвечай ты, дочь моя, расскажи нам, как случилось, что поющая голова онемела.
Пюрмеленда. Я все расскажу, отец, если вы отдадите мне голову.
Герцог Остреландский. Нет, дитя мое, у тебя еще руки дрожат.
Пюрмеленда. Отдайте мне голову, она моя, я взяла ее у тела.
Герцог Остреландский. И то правда! Бери и расскажи нам о своем подвиге!
Пюрмеленда(хватает голову и прижимает ее к себе. Начинает рассказывать.) Слушая его волшебную песню, я впала в очарованный сон: чувства мои бодрствовали, а воля спала. Подобно другим грешницам, я бежала из дома и встретилась с ним: так пичуга летит на зеркальце ловца. Я ощущала необыкновенную легкость в мире из снежных кристаллов и сияющих звезд. Сквозь такой застывший пейзаж летят, наверно, души после смерти. Я не помнила Бога и себя самой; слова и мысли утратили смысл; путь мой пролегал там, где не ведают Добра и Зла.
Герцог Остреландский. Рассказ твой не ясен.
Пюрмеленда. Он ждал меня. Он был весь лед и пламя, сверкал зловещей красотой, как изгнанный архангел, еще хранящий свет и благоуханье неба, но уже издерганный муками ада. С его очерченных золотом губ лилась любовная песнь; я почувствовала, что погибла и бросилась к нему. Видя его странно светящееся лицо, я залилась слезами. Я обнаружила, что человек, обещавший счастье, был сам воплощением боли. Я искала для него нежные слова утешения, но не находила; тогда я взяла его руки и смиренно их поцеловала…
