— Сейчас скажу, когда он явится… Может, в конце месяца. Как раз к полнолунию. Вся нечисть к полнолунию сюда сползется.
— У него клыки и рога?
— Как бы у тебя не появились рога от увлечения этим паршивцем. Вот что я тебе скажу, подруга, держись от него так далеко, как только сможешь.
— Нет, я не в том смысле… Шеф сказал, что у него гениальные мозги. Хочу раз в жизни увидеть живого гения.
— Да что ты говоришь? — удивилась Алена. — Прямо так и сказал? Господи, где только слов таких набрался? Я-то думаю… что-то с Мишкиным не так, а это оказывается гениальность! Надо же, какие интересные вещи узнаешь о старых знакомых.
Понятно было, что ей совсем не хотелось развивать эту тему. А присутствие образа Мишкина в ее рабочем кабинете даже раздражало.
— Можно еще один вопрос? — попросила я. — Мужики действительно умнее женщин? Или это придумали сами мужики?
— Придумали, заметь, для самих себя, — ответила Алена. — Честно скажи, тебя очень мучает этот вопрос?
— Совсем нет. Только из любопытства. Это биологически объясняется?
— Конечно, — снисходительно заметила Алена, — только биологически и объясняется. Весь их интеллект заключается в одном биологическом органе, который у женщин, к счастью, атрофирован. Что ты, допустим, говоришь, если не находишь ответа на вопрос?
— Говорю, что не знаю.
— А что говорят в этом случае мужики?
— А что они говорят?
— Они говорят «х… его знает». Разницу чувствуешь? То есть, подразумевается, что его «х…» знает все на свете. И, я тебе скажу, что это утверждение несет в себе глубочайший смысл.
Что мне надо было знать прежде, чем открывать учебник физики, это элементарное определение субматерии, — невидимой, неуловимой грани бытия, которую физики называют первобытной, а историки матричной. Оно не упоминается в университетских лекциях и для уважающей себя науки не существует так же, как для папуаса не существует законов термодинамики. Эти неписаные понятия мне излагала Алена, приняв лошадиную дозу кофеина, Адам Славабогувич, затянувшись кубинской сигарой. Даже Володя Сидюхин, как-то ради смеха, заставил меня дать определение «нематериальности», то есть доделать работу Владимира Ильича. А потом ехидно спросил: «Ты действительно учишься на философском факультете? Он что, так и называется, философским?» Этот факт никакого значения для Секториума не имел. Наличие образования или его отсутствие было всего лишь ничего не значащей бытовой деталью. Есть диплом — хорошо, нет — еще лучше, меньше гонора. Неважно, что происходит в голове нового сотрудника, только что оторванного от школьной парты. И если материя ему понятна, как объективная реальность, действующая на органы чувств, то в Секториуме ему лишь намекают о существовании субматерии, такой же объективной и реальной, которая, в силу некоторых причин, лишена доступа к нашим чувствам. В силу непонятных обстоятельств, она действует на нас избирательно, опосредованно и, как следствие, воспринимается неадекватно.
