Я собирался дать ей немного еды и питья, плюс набросить на нее одеяло, но один взгляд на ее тело мгновенно возбудил меня.
Она была так похожа на Зверушку много лет назад.
Ее уязвимость опьяняла. И я решил немного поиграть, перед тем как вернуться домой к Зверушке и ее постоянной потребности в самоутверждении.
Девушка издала звук, словно напуганный маленький ягненок, в этом звуке невозможно было разобрать слова, скорее просто стон боли и отчаянья.
Я не знал, что она была матерью. Было что-то отталкивающее в убийстве женщины, принесшей в этот мир ребенка. Не знаю почему.
— Не шуми, — сказал я, лаская ее грудь кончиком ножа. Я сражался с желанием всадить нож ей в горло и трахать, пока артериальная кровь будет брызгать на пол. Но девушка была мне нужна, чтобы держать Зверушку живой так долго, чтобы я смог вернуться к полноценной нормальной жизни.
Зверушка, Вероника, Ронни.
Я не знаю почему, почему не разгадал секрет еще тогда, когда она назвала мне свое имя. Возможно из-за того, что прошло слишком много лет. Или может быть, в тот момент я был слишком сосредоточен на пульсирующей плоти ее горла или ее завораживающих глазах, и не смог вспомнить.
Вероника Лапьер, дочь Иоланды… моей бывшей няни. Я вырос, будучи опекаемым целой вереницей нянек, они сменялись одна за другой, так как не могли вынести меня; в раннем детстве я был трудным ребенком. Никто не задерживался надолго.
Иоланда была с нами дольше всех, от моего десятилетия и до двенадцатилетия.
Вы, наверное, хотите спросить, зачем двенадцатилетнему ребенку няня? К этому моменту няня исполняла больше защитную функцию.
Мои родители получали постоянные жалобы со школы и от соседей, мне было все сложнее и сложнее контролировать свои порывы в столь юном возрасте, и иногда они распространялись и на нашу жизнь.
Вначале я мог подавить их, совершая действия, несущие незначительные последствия, например, в пять лет я разбил яйцо Фаберже матери или врезал топором по ее лампе в стиле Тиффани, когда мне было семь… в девять я разрубил ножом мясника дорогущий проигрыватель отца.
Даже тогда я испытывал чистейшую радость от разрушения, но не связывал его с сексуальным контекстом.
Дети в школе доставали меня, в результате, пара машин в нашем районе были разбиты, но ничто не приносило мне такого глубокого наслаждения. До нее.
До Вероники.
Иоланда не должна была приводить свою дочь на работу, но мои родители никогда не жаловались на это, потому к нам тайком время от времени заглядывала маленькая Вероника.
