Впереди нее юная женщина лет девятнадцати упала вдруг на колени, обхватив руками мертвого солдата в форме «кавалера». Стеная, она прижала его к груди.
— Эдвард, муж мой…
Маргарет с состраданием коснулась ее плеча. И тут увидела, что произошло. Мертвый солдат все еще сжимал в своей руке меч, к которому прилипли обрывки одежды. Рядом с ним, с рассеченной грудью, лежал офицер парламента. Маргарет побледнела, инстинктивно поняв, что вырванные из его форменной куртки нити были на мече «кавалера». Шапка каштановых волос. Красивые аристократические черты лица, такие же, как у его отца. Широко раскрытые, но не видящие ее сине–зеленые глаза Расселов.
— Винсент, Винсент…
Она опустилась рядом с ним на колени и прижала его голову к своей груди, той самой груди, которую двадцать лет назад искали в нетерпении младенческие губы…
«Я буду сражаться на стороне парламента», — услышала она вновь его голос и свой ответ ему: «Молю Бога, чтобы к тому времени, когда ты станешь достаточно взрослым для участия в сражениях, все бы уже разрешилось. Даже Карлу должно быть ясно, что в сражении с растущим национальным самосознанием ему вряд ли удастся одержать победу…»
Молодая женщина, чей муж своим мечом убил Винсента, завыла:
— Нет… нет… нет…
Она молода, подумала Маргарет, глядя на юную вдову. Она найдет себе другого мужа. У меня же никогда не будет другого сына. С невыразимой нежностью она поцеловала Винсента в лоб и губы и опустила его вновь на влажную землю. Кучер поможет ей отнести его тело в карету. Она поднялась. Молодая женщина все еще рыдала.
— Как жаль, — сказала она ей, — что меч твоего мужа не поразил короля. Будь он в моей руке, он пронзил бы его сердце насквозь.
Джудит поежилась. Солнце скрылось, и ветер с каждой минутой крепчал. Внезапно она поняла, что рядом стоит группа туристов. Один из них как раз в этот момент пытался привлечь внимание экскурсовода:
— Скажите, а в каком году был казнен Карл I?
— Он был обезглавлен тридцатого января 1649 года, — ответила Джудит. — Через четыре с половиной года после битвы при Марстон Муре. Простите, — добавила она, улыбнувшись, — я не хотела мешать экскурсии.
Она поспешила вниз по ступенькам, охваченная вдруг нестерпимым желанием оказаться как можно дальше от этого места, вернуться домой, разжечь камин, выпить шерри. «Странно, — думала она, пробираясь сквозь постепенно увеличивающийся поток машин, — но когда я начинала писать эту книгу, во мне было больше симпатии к роялистам. Я считала, что хотя все Стюарты, вплоть до Марии, и были или очень глупыми, или очень ловкими и хитрыми, а Карл I был и тем и другим, ему все же не следовало отрубать голову. Но чем глубже я погружаюсь в эту эпоху, тем больше растет во мне уверенность, что депутаты, подписавшие ему смертный приговор, были правы: и если бы я была там, я подписала бы его вместе с ними».
