В стране долгой весны | страница 46
Теперь Матвей иногда перечитывает эти письма, после этого не может заснуть, и по утрам у него сильно болит сердце.
До обеденного перерыва Безруков наводил порядок в складе, а после потянулись клиенты за запасными частями, и Матвей так закрутился, что забыл о сне, что привиделся этой ночью.
Окончив работу, Матвей опечатал двери склада, сдал печати новому сторожу — пожилой сонливой женщине, за молчаливость прозванной Немой, и направился к поселку.
По дороге Матвей вновь вспомнил о сне.
Тяжелое, северное солнце еще не коснулось горизонта. Небо было в рваных облаках, и синь между ними казалась особенно голубой. Сопки рыжие, как всегда в конце лета и начале осени, но на их вершинах еще нет снега. Когда солнце пропадало за облаками, синяя тень повисала над поселком.
Матвей не заметил, как свернул с привычного пути. Дорога повела его за поселок, теперь уже в сторону моря, где на высоком берегу находилось кладбище. Кладбище было небольшим, оно и понятно — Север осваивают молодые. Навсегда в этой земле остаются те, кто провел тут долгие годы, кто сроднился с ней, кого не страшит вечная мерзлота и вечное в ней нетленье.
Печалей вид северных кладбищ. Не обсажены ни деревьями, ни цветами, ни кустами сирени. Покосившиеся кресты, бетонные памятники с трещинами, ржавая проволока от венков — вся эта неухоженность ранит душу.
Матвей ходил от могилы к могиле, читал по слогам фамилии и думал: «Кто теперь делает их дела, кто помнит о них?»
С высокого берега далеко видно море. Вода под заходящим солнцем местами отливает тусклой желтизной. Синь моря, смыкаясь у горизонта с синью неба, образует единое бесконечное целое.
Матвей спустился к воде, ополоснул руки, умылся. Потом он стал подниматься по крутому обрыву и увидел торчащие из сырой земли доски. Это его поразило. Было ясно, что в сильный шторм волны докатывались до обрыва и из года в год подмывали его. Со временем море обнажит не один гроб. «Непорядок это. Им-то каково!?» — подумал Матвей о покойниках, как о живых.
Опять не спалось ночью Матвею. Вспоминал о тяжелом, голодном детстве; пережитой войне, которая истребила всю их семью; думал о неудачах в личной жизни, о том, ради чего человек живет и работает. Оттого, что Матвей был одинок, ему казалось, что все люди на земле одиноки, что любовь человека к человеку угасает и надобно всем что-то делать.
— Вера, дорогая моя, Вера — шептал Матвей имя своей второй жены, и сердце его заходилось от боли.