А еще хотелось хотя бы частично передать ощущение «момента истины», стройности логической конструкции, составленной из разнородных фактов. Спору нет, чувство это обманчиво, и со временем появляются новые сомнения. Но затем, если посчастливится, удастся добыть новые факты, а там настанет черед более стройным теориям. В этом непрерывном круговороте поисков, находок, сомнений, открытий, новых поисков и заключена неизбывная жизнь науки, великое счастье научного творчества.
Наконец, еще одно, сугубо личное переживание. Лет пять назад мне довелось недолго работать на берегах реки Росси, притока Немана, на крайнем западе Белоруссии. Это уникальный геологический и археологический район с множеством шахт каменного века. Был я здесь со своим давним другом и коллегой белорусским геологом Эрнстом Аркадьевичем Левковым. Помимо многих других, обсудили мы тему, давно меня занимавшую: древнейшие истоки Руси, племена россов, или руссов.
Существующие гипотезы многочисленны и обоснованы не очень убедительно. С кем только не связывают происхождение племени россов: с племенами северных и юго-восточных славян, скифов, балтов, скандинавов; росомонов и роксаланов юга Русской равнины, рутенов и даже этрусков Северной Италии. В то же время практически ничего не известно о существовании этого племени в первых веках нашей эры и тем более еще раньше.
А что было раньше? Вот, скажем, белорусская Россь. Откуда такое название? Здесь обитали племена еще в каменном веке. Не тогда ли они стали звать себя россами? Возможно ли такое? И не в этих ли прекрасных местах – крутые холмы, перелески, озера – истоки, начало Русской земли?
Предположение показалось нам правдоподобным. Предварительное обсуждение, с доводами «за» и «против», подтверждало реальность идеи. Имело смысл всерьез заняться ее обоснованием (или опровержением, если этого потребуют факты).
…В те дни, осматривая стенки современных карьеров со следами древних шахт, бродя среди холмов, я старался вообразить былую жизнь в этих местах, дремучие леса, группы рудокопов, работающих в шахтах, тогдашние охоты на диких вепрей, медведей, туров… И на недолгое время слились для меня воедино личное самосознание, чувство причастности к «сверхличности» своего рода и одновременно – к родной своей природе.
