Забавы Палача | страница 7



Всадник и лошадь поравнялись с дубом. Фицдуэйн глянул вверх, в лабиринт переплетенных ветвей. Прекрасное дерево, подумал он, очень впечатляющее в своей древней мощи.

Сначала он увидел веревку – тонкую, светло-голубую. Она свисала с сука, который выдавался из общей массы ветвей. Веревка кончалась петлей, а петля была захлестнута на вытянутой, изуродованной шее повешенного.

В полумраке неясно вырисовывались очертания длинного неподвижного тела. Брови Фицдуэйна поднялись; в течение десяти нескончаемых секунд он не мог оторвать от него взора. Ему захотелось закрыть глаза и снова открыть их, потому что эта картина – человек, повешенный чуть ли не на пороге его дома, – выглядела слишком уж невероятной.

Глава вторая

Фицдуэйн привык к тому, чем неминуемо сопровождается смерть. На любом из десятка фронтов он реагировал бы мгновенно, рефлексы опередили бы всякое осмысление происшедшего. Но на его собственном острове, в единственном месте, которое он считал свободным от насилия, сознание отказывалось верить глазам.

Он заставил Пукку тронуться дальше. От тела шел ощутимый запах. Это не было запахом сырой земли, гниющих листьев или разлагающейся плоти животного – пахло свежими человеческими экскрементами. Он уже видел, откуда. На повешенном были теплая оливково-зеленая куртка и синие джинсы; в верхней части бедер на джинсах проступили пятна.

Лошадь и всадник медленно миновали тело; помимо воли Фицдуэйн продолжал смотреть на него. Когда Пукка сделала еще дюжину шагов, он заметил, что глядит через плечо назад. Впереди лежала знакомая тропа, ведущая к мысу и праздному времяпрепровождению; позади были смерть и предостережение, говорящее о том, что если он повернет вспять, жизнь его уже никогда не будет прежней.

Он остановился. Потом медленно и неохотно спешился и привязал Пукку к ближайшему дереву. Снова взглянул на пустую тропу впереди. Она манила уехать, забыть о том, что он увидел.

Он помедлил; затем повернул назад. Голова повешенного была чуть свернута набок – результат первоначального рывка и действия захлестнувшейся петли. Волосы его были длинными, светло-русыми и волнистыми, почти курчавыми. Лицо было лицом юноши. Кожа его отливала синевой, несмотря на золотистый загар. Распухший язык торчал меж оскаленных зубов. Подбородок был запятнан еще не успевшей окончательно свернуться кровью; она понемногу стекала вниз. С кончика далеко высунутого языка свисала длинная, толстая вервь из слюны, мокроты и слизи, достававшая почти до пояса. Все это вкупе с вонью производило отталкивающее впечатление.