– Только на милость.
– И того менее.
– Вы можете быть такой жестокой?
– Я не жестока, – ответила красивая женщина, поигрывая распущенными косами, – и чтобы доказать вам это, я разрешаю вам завтра в полдень, когда я буду совершать свою обычную прогулку в санях, меня...
– Сопровождать, – перебил ее Шувалов вне себя от счастья.
– Нет, только увидеть, – сказала она с кокетливой строгостью; она знала, что так он для нее наиболее безопасен. – А теперь вы должны покинуть меня.
Шувалов сделал было попытку обнять ее, однако деспотичный взгляд ее больших глаз остановил его.
– Дозвольте мне, по крайней мере, поцеловать вашу руку, – взмолился он.
– Это было бы слишком.
– Ну, тогда ногу...
– И это еще чересчур много.
Он стоял в растерянности. Она начала громко хохотать.
– Я позволяю вам поцеловать землю в том месте, которого сейчас касается моя нога, – промолвила она затем, отодвигая ее назад, и избалованный любимец женщин, возлюбленный самой красивой монархини, упал перед ней на колени и прижался губами к ковру, там, где незадолго до этого стояла ее нога. Затем он поднялся, отвесил низкий поклон кокетливой красавице и быстро удалился.
Закрытые сани графини Бестужевой доставили его домой.
На следующий день Шувалов с бьющимся сердцем поджидал красавицу неподалеку от Адмиралтейства. Она могла быть вполне довольна одержанным над ним триумфом; с ним еще никогда не случалось, чтобы женщина осталась к нему равнодушной, обычно он при первом же свидании наедине овладевал любой и так же быстро, впрочем, забывал. Первая женщина, которая отвергла его и даже высмеяла, должно быть, околдовала его каким-то средством, с каким ему прежде не приходилось сталкиваться, и его чувство к прекрасной супруге вице-канцлера было, скорее, похоже на чувство робкого кадета или школяра, нежели на чувство светского льва, прославленного Шувалова. Как же он был счастлив только увидеть пролетавшую мимо в причудливых санях, укутанную в меха графиню. Она едва обратила на него внимание, лишь легким высокомерным кивком головы ответила на его смиренный поклон, и, тем не менее, он ощутил в этот момент удовлетворение, какого никогда не испытывал в объятиях своей прекрасной владычицы. Гордая холодность графини возбуждала его так, как никогда не возбуждала еще ни одна женщина. Он поспешил уже в тот же день нанести ей визит, однако не был принят надменной красавицей. Она сказалась усталой. В другой раз она отговорилась тем, что не успела еще сделать туалет, и, наконец, просто отказала ему безо всяких объяснений.
