А ведьмарка все ближе. Рука снова к шее тянется…
Зажмурилась Услада, богам взмолилась.
А костлявая кисть уже горло обхватила. Паляндра круги нахаживает, скалится да облизывается. Заструились слезы из-под опущенных девичьих век. И вдруг ослабла хватка! Открыла очи Услада: ведьмарский лик исказился от ужаса.
От ухмылки и следа не осталось.
— А-а-а! — догадалась Услада и вытащила из-под рубахи оберег, вырезанный из рябины, что силой в купальскую ночь налилась. Наставила на Кукобу Черную. — Вон из хаты!
Ведьмарка зашлась в лихотряске, заметалась по избе.
Тут исчезнет, там появится. Да все со спины напасть норовит. Только и Услада не сдается. Вокруг себя волчком вертится да Кукобу к порогу теснит. А глотку луженую рвет так, что, должно, все озерницы в Гиблом озере взбаламутились:
— Вон пошла! Прочь! И не мысли тут снова показываться!
Схватила дочь старосты помело и ну им старуху гнать.
А рука у нее крепкая, силы хватит такую оплеуху отвесить, что духу впору вон вылететь. Недаром же в селе промеж собой тихонько шепчутся, что жених Услады от оных ласк к Зазовке в дебри утек. Рассвирепела дочь старосты, точно кабан лесной, охотниками загнанный, да как раскрутит свое оружие — не хуже лопастей Битовой мельницы. То по худой спине, то по голове с белесыми колтунами помело попадет. Убралась Кукоба из хаты. Даже дверь за собой притворила, чтоб разбушевавшаяся девка следом не увязалась. Остановилась дочь старосты. Воздух из груди со свистом вылетает, а на румяном лике довольная усмешка расплывается — отходила ведьмарку черную, ведьмарку страшную на чем свет стоит! Уселась на лавку и снова размышлять начала — идти к Лютоверу иль в избе батьку да братца дожидаться?
* * *
Уже которую ночь Домна не могла уснуть. И вроде за день так намается, что должна бы в беспробудную серость провалиться да до самого рассвета в ней проплавать. Ан нет. Прежде она все о Гедке размышляла: как пристроить мальца, чтоб он полезным селянам оказался, чтоб не гнали его со своих дворов, палками не лупили. Чтоб и после смерти мамки не пропал. Теперича из головы не шли слова Милавы. Неужто ее сыну Мокашь предначертала стать ведьмаком? Не этого Домна желала. Ежели раньше селяне с мальцом знаться не желали, юродивым клича, так нынче и вовсе отрекутся.
— Мамка, — позвал Гедка.
— Спи, сынок.
— Мамка, там за дверью Кукоба стоит.
— Откуда ведаешь? — напряглась Домна, да только ответ-то ей не больно надобен был — она уже не сомневалась в правоте сына. Ведь учуял он как-то змеюку под платком в яме. — А что ей надобно?
