Костин показал переселенцам упругие, крепкие стебли живительного лимонника. Листья его остро и соблазнительно пахли лимоном, а горько-смолистые семена возвращали усталому путнику силы.
— Лимонник и корень жизни женьшень — издавна наши уссурийские целители, — говорил Семен.
С трудом перебралась артель через широкие пологие увалы, поросшие густым кустарником, колючим шиповником, зарослями хваткого, остроиглого боярышника. Протопала-прошлепала артель через пустынные, вязкие, болотистые низины, вновь попала в чащобу непролазную — несколько лет назад высились здесь могучие кедры, пихты, лиственницы, дубы, но прошел сокрушительный бурелом и расшвырял столетние деревья.
Лесорубы, рискуя сломать ноги в гнилых, подопревших стволах, прыгали через сырые, скользкие валежины, стороной обходили огромные нагромождения поверженных лесных великанов.
«Батюшки-светы! Будет ли когда край-конец мертвому, мрачному лесу, гиблым, гнилым местам?»
— Тут, видать, погулял тайфунище во всю мочь. На большие десятки верст прошел смерч, сколько доброго лесу покрушил-повалил! — говорил Семен, помогая измотавшейся Алене одолевать аршин за аршином гнилой колодник, облепленный отвислыми сизо-зелеными мхами, серо-бурыми лишаями.
Выбрались наконец из проклятущего бурелома.
Алена, как близкого друга, обняла какое-то неизвестное ей живое дерево, вставшее на ее пути. Живое! Остролистое, с красноватой бархатистой корой, милое, как долгожданный друг… Она прильнула к стволу, прижалась к нему обветренным, пылающим лицом.
— Василь! Поди-ка сюда. Смотри, какое дерево чудно́е. Пощупай: кора у него теплая, мягкая, рука тонет.
— Бархатное дерево, — пояснил Семен. — Из его коры пробку добывают: она легкая, упругая и в воде не тонет.
Семен показал на могучее, обхватов в шесть, дерево с плоской, словно подстриженной, вершиной, с длинной, жесткой и глянцевитой хвоей. С корявого, потрескавшегося ствола свисала тяжелая иссиня-зеленая, местами седая бахрома старых мхов.
— Вам это дерево знакомо?
Лесников ответил, пожимая плечами:
— И в толк не возьму! Не ель, не сосна, не лиственница!
— Царь тайги, наш кормилец кедр, — сказал Семен. — Без него белке в тайге — каюк! Видите на нем шишки зеленые? К осени нальется зерно, шишки станут коричневыми, вот тогда мы с вами пощелкаем орешков вволю — ноне урожай, ноне кедр силен!..
Костин отбросил ногой замшелую, трухлявую, рассыпавшуюся на куски валежину, перекрестился истово.
— Кажись, наша самая тяжкая странствия идет к концу. Теперь легче будет…
