— Давай, брательнички, давай!..
Выброшен невод на берег, сразу вырастает гора серебряной рыбы. Бьется недолго она: две-три минуты — и кета засыпает. Рыба на берегу — работа бабам.
— Давай, сестрицы, давай!
Мелькают в женских быстрых руках остро отточенные ножи. Миг — и кета вспорота вдоль живота. Молниеносно выброшены в одну сторону внутренности, икра и молока летят в другую сторону, к икрянщику, а выпотрошенная рыба — к засольщикам.
— Давай, сестрички, давай!
Рыба за рыбой летит стремительно из рук в руки! Люди входят в быстрый трудовой темп, увлеченно и ловко работают не за страх, а за совесть.
Прошел час — и от горы рыбы нет и следа, только икрянщик дольше других возится со своей партией. Засолка икры — дело тонкое, здесь не всякий сумеет. Колдует проворно и уверенно икрянщик над маленькими, полуторапудовыми бочатами, до краев наполненными красно-золотой, свежей икрой.
Длинными рядами одна за другой выстраиваются заполненные уловом бочки с кетой и бочата с икрой. Хорош улов, денежна и прибыльна удача!
А горы рыбы растут и растут. Невод за неводом вылавливает новые тысячи.
Люди, охрипнув от криков, от понуканий, от воловьего труда, с глазами, красными от натуги и бессонных ночей, работают беспощадно, безостановочно.
— Отоспимся ужо. Давай, брательнички, давай!
Больно хорошо, больно ладно видеть так весомо, ощутимо результаты своего умельства. Весела удача! Радостна добыча!
У Лерки подкашиваются ноги. В глазах темно. Она подручная — подноска. Подбрасывает бабам кетину за кетиной. Одежда вся промокла, рыбьей слизью пропиталась.
Усталое тело просит пощады. Скользкая, тяжелая рыба выскальзывает из ослабевших от непомерного труда рук. Лерка прижимает ее к груди и спит на ходу.
— Работать надо, милая! Работать, а не спать, голубушка! Богу ленивые люди скушны, дорогая… Давай, давай, хорошая, работай… веселей! — внезапно над самым ухом командует ласковым голосом хозяин.
Лерка пугается от неожиданности, вскрикивает, мчится снова взад-вперед — от рыбы к бабам, от баб к рыбе.
— Не трогал бы ты девчонку, богоспасаемая душа, и так она сверх меры ломает, не гляди, что еще недомерок! — внушительно говорит Силантий Лесников и с ненавистью смотрит на огненную бороду дяди Пети, которая горит костром от лучей багрового солнца.
— А ты в чужое, хозяйское дело не тыркайся, милый брательничек, — смиренно отвечает ему дядя Петя и, чувствуя, как накалены и усталы люди, старается уйти с их глаз долой.
