Я уже набрала Куки, чтобы спросить, где ее носит, как вдруг со стороны двери в спальню услышала глубокий соблазнительный голос:
- Совсем не в твоем духе закрывать дверь перед носом у страдающей мертвой барышни.
Артемида звонко гавкнула и прыгнула к двери, виляя купированным хвостом от неописуемого восторга.
Я развернулась и уставилась на мужа – невозможно прекрасное сверхъестественное создание, выкованное в пламени греха в самом сердце ада тем самым существом, от которого мы сейчас скрывались. Насколько нам было известно, Дюжину адских псов, самых злых и кровожадных тварей во вселенной, послал именно Люцифер, отец Рейеса. И послал не просто так, а чтобы нас уничтожить. Единственным нашим спасением была земля, по которой мы ходим. Освященная земля, куда путь адским псам заказан. Поэтому сейчас мы жили в монастыре. Его давным-давно забросили, но святая земля никуда не делась.
Стоит сказать, что торчали мы тут уже кучу месяцев, а все потому, что не горели желанием оказаться разорванными на куски зубами адских псов, которые днем и ночью патрулировали границы. Нашей работой было штудировать древние тексты и пророчества, чтобы найти хоть какую-то подсказку, как избавиться от злобных тварей. Однако под угрозой находились только мы с Рейесом. Похоже, именно нами песики хотели позавтракать в один прекрасный день. А все остальные преспокойненько приезжали и уезжали. Наверное, этим и объяснялось то, что невеста не торопилась готовиться к свадьбе. На все про все имелось еще несколько часов, но я почему-то думала, что Куки явится в монастырь, едва забрезжит рассвет, начнет меня будить и требовать сделать ей прическу. Кстати, одному богу известно, что из этого может выйти.
Как бы то ни было, на нынешнюю компанию я бы не стала жаловаться ни за какие коврижки. В последнее время при одном лишь появлении слегка взъерошенного Рейеса в венах кипела кровь, и учащался пульс.
Он наклонился погладить Артемиду, почесал ее напоследок за ушами и, изогнув бровь, кивнул на шкаф из набора для Барби. Я посмотрела туда же. Шкаф был сделан для человека, у которого минимум мирских пожитков. То бишь для монахини. Пусть я теперь жила в монастыре, но монахиней меня нельзя назвать даже с натяжкой. И доказательством этому служил огромный живот.
До меня добрался фирменный, обжигающе горячий жар Рейеса – побочный эффект от того, что его создали в адском пламени, и я снова повернулась к нему. Густые непослушные волосы, по которым вечно плачут ножницы, вились над воротником и вокруг ушей. На Рейесе до сих пор была рубашка, которую он надел вчера вечером. Под расстегнутыми пуговицами проглядывала широкая грудь, на которой лежали скрещенные руки. Рукава были закатаны по локти, открывая глазам мощные жилистые предплечья. Дальше шел твердый, как камень пресс, а еще ниже – стройные бедра. Прислонившись плечом к косяку, Рейес дал мне возможность впитать его образ с ног до головы. Потому что прекрасно знал, что я, как всегда, приду в дикий восторг, плоды чего он пожнет чуть позже.
