И обострилось оно, правда, пока незаметно, сразу после звонка приятеля. Остапенко уже приближался к загородному дому, где проживал должник – адресат для извещения, когда предчувствие усилилось. Сердце вдруг ускорило темп, руки вспотели. Александр удивленно поморгал несколько раз, надеясь сбить тревогу, но не помогло. Он осторожно припарковался у высоких ворот обозначенного дома и медленно вышел из своего старенького Форда. Сразу пахнуло елью, кедровыми орешками – весь коттеджный поселок находился рядом с лесной зоной. По сухому гравию Остапенко потопал вперед.
Форма кнопки звонка была причудливо необычной: сердце, обвитое змеями. До него пришлось тянуться, привстав на носочки. И это вовсе не Александр был такой низенький – видимо, здесь просто не любили незваных гостей. Пальцами теребя дипломат, он как-то беспричинно волновался, хотя встречи с людьми самого разного социального положения были для него делом каждодневным и не особо хлопотным.
Как только трель от звонка прозвучала, дверь сразу и открылась. Вот так внезапно, без дополнительных проверок, выяснений, кто он, и что ему нужно. Остапенко одеревенело прошел за ограду, ворота за ним моментально закрылись. Опасливо озираясь, словно в ожидании волка из сказки о Красной шапочке, прижимая к себе дипломат, он медленно двинулся к дому. Завидев пожилого швейцара, приветливо распахнувшего дверь, Александр чуть подуспокоился: одна живая душа тут определенно есть.
Фасад двухэтажного коттеджа не притягивал особого внимания: средних габаритов, кирпичный, стандартный на вид дом. Во дворе Саша успел заметить лишь беседку и несколько экзотических растений, кустов – внешним обустройством явно никто специально не занимался. Или делал это, но довольно давно.
Между тем, швейцар пропустил Остапенко через порог и только затем, без предисловий, задал резонный вопрос:
– Что вы хотели?
– Я от судебного пристава, мне нужно передать извещение, – Саша замешкался, мысленно укорив себя за то, что даже не удосужился глянуть фамилию адресата, уловив только адрес. Обычно дисциплинированный и собранный он сбился из-за этого странного, нависшего предчувствия, сильно самого себя расстроив из-за такой пустяковой невнимательности. Пришлось срочно рыться в дипломате и доставать бумагу, пока швейцар терпеливо ожидал. – Коновалову, – мельком прочел Остапенко.
– Семёну Викторовичу или Илье Семёновичу? – сухо уточнил мужчина.
– Ох, простите, – вздохнул Саша, нервно теребя бумагу и посмотрев в нее вновь. – Семёну Викторовичу.
