Как только это имя слетело с ее губ, она почувствовала внезапное сожаление от необходимости лгать. Так или иначе, ей не хотелось говорить неправду этому человеку; к тому же, в этот момент она хотела быть собой — не Эстеллой, а Эллин. Тем не менее неправда была совершенно необходима из-за списка пассажиров. Многие люди останавливались, чтобы ознакомиться с ним; она сама так поступила, и так же, вероятно, сделал Симон — или сделал бы перед тем, как путешествие закончится.
— Эстелла Марсленд… — Казалось, он повторил это имя для себя, продолжая внимательно рассматривать Эллин поверх чайной чашки, и после недолгого молчания на его губах появилась и заиграла загадочная улыбка. Он был далеко, очень далеко от нее в своих мыслях… и все же его глаза по-прежнему были прикованы к ее лицу. Она опустила ресницы, слегка смущенная таким его повышенным интересом. — Как оказалось, что вы путешествуете одна? — спросил он наконец.
Она пожала плечами с притворной небрежностью.
— Мне нравится путешествовать одной.
— Вы часто это делаете?
— В первый раз, — ответила она, бросив на него открытый взгляд, и только потом подумала о своей непоследовательности.
— Но вы только что сказали, что вам нравится путешествовать одной, — сказал он мягким тоном, все еще содержащим в себе нечто такое, что вызывало покалывание в спине Эллин. За его словами последовало неловкое молчание, которое подчеркивало, что его слова представляли собой наполовину вопрос, наполовину утверждение.
— Получилось так, что не оказалось никого, кто мог бы поехать со мной, — наконец произнесла она; к ее замешательству и удивлению, его тонкие губы скривились в презрительную гримасу. Но он сказал все тем же мягким голосом: — Я полагаю, вы понимаете, что вы недолго будете одна.
В ответ она нахмурилась; краска ударила ей в лицо.
— Боюсь, что я вас не понимаю. — В ее голосе прозвучала холодность, и она поняла, что их беседа утратила непосредственность. Симон казался циничным и немного снисходительным. В его черных глазах горел огонек, на который она не обратила особенного внимания. Она отвела взгляд в сторону и взяла пирожное. Казалось, Симон заметил ее упавшее настроение и, к ее большому облегчению, постарался сделать все, чтобы загладить свою бестактность, поэтому, когда он снова заговорил, это было сделано с таким же обаянием, которое он проявил, когда, столкнувшись с ней в коридоре, любезно извинялся.
— Вы настолько красивы, что совершенно невероятно, чтобы вы оставались одна долгое время. Уверен, что вы знаете об этом. — Его голос был приятен своей мягкостью; его глаза светились нескрываемым восхищением, а улыбка на губах была такой очевидно дружеской, что Эллин непроизвольно улыбнулась в ответ.
