Наконец, мы вступили в этот желанный город. Но какой горечью было отравлено это счастье, когда мы увидели, что все его обширные пригороды были сплошь заполнены каретами, людьми и лошадьми. Этот беспорядок напомнил мне о Березине, и мы повели себя невероятно глупо, поскольку продолжали идти своей колонной, полагая, что если отойдем от нее даже на несколько шагов, сразу же потеряемся, или погибнем. Так и получилось, что мы шли, тесно прижимаясь друг к другу, стараясь вместе войти в одни ворота, в то время когда справа и слева были другие свободные проходы.
Войдя в город, мы нашли его в крайнем беспорядке, повсюду беспорядочно бегали солдаты, ищущие предназначенные для их корпусов квартиры. Кое-кто из солдат 4-го корпуса, подойдя к ратуше, увидели сделанную большими буквами надпись, гласившую, что им следует идти в монастырь Св. Рафаэля, расположенный на другой стороне Вилии. Но прежде чем расположиться там, все бегали, голодные, из дома в дом, прося хлеба. Кабаки и трактиры, будучи не в состоянии обслужить такое количество людей, немедленно закрылись. Но нас мучил голод, и мы были вынуждены взламывать двери. Другие, держа деньги в руках, гонялись за евреями, которые, несмотря на нашу щедрость, не могли удовлетворить все наши желания.
В Вильно мы узнали, что Наполеон путешествовал инкогнито, сопровождаемый небольшим отрядом, состоящим из трех полков неаполитанской кавалерии, которые шли передним, чтобы освободить ему дорогу. Эти бедные южане были полумертвыми, когда я их видел, ведь едва они вышли из Вильно, как каждый третий из них вернулся обратно, кто-то отморозил руки, иные – ноги или нос. Такой скрытный отъезд Наполеона не только сильно напугал преданных нам литовцев, но и, к сожалению, обескуражил французские войска. Первые были возмущены тем, что оказались жертвами немилости государя, от ига которого они мечтали избавиться, вторые – беспокоились за себя, ибо каждый полагал, что отсутствие Императора в столь опасной ситуации довершит нашу гибель. Однако многие, прекрасно осознававшие всю критичность нашего положения, но продолжавшие ревниво оберегать славу французского оружия, считали, что Император поступил правильно.
– В Париже, – говорили они, – у него будет возможность восстановить нашу доблестную армию. Он успокоит Францию и сохранит поддержку наших союзников, без которых мы сейчас не можем обойтись.
Около трех часов дня, хвост нашей длинной колонны едва успел войти в пригороды, как мы узнали, что казаки овладели господствующими над городом высотами. И в самом деле, вскоре они начали обстреливать нас. Услышав звук пушек, бывшие в Вильно свежие войска забили в барабаны и заиграли в трубы, через мгновение площадь наполнилась солдатами. Это был один из тех случаев, когда Провидение укрощает надменность и карает гордыню – колоссальное могущество Наполеона рухнуло в условиях этого сурового климата, поскольку опиралось оно лишь на остатки неаполитанской дивизии, сформированных из гарнизонов Тарента и Капуи. И как только они рассеялись, страх сразу же овладел городом, и лишь услышав только одно слово – «казаки», солдаты выскакивали из домов и разбегались кто куда. И король Неаполя, внезапно забыв о своем титуле, внезапно покинул свой дворец, и пешком, в сопровождении своих офицеров, расталкивавших толпу, бежал из города, чтобы стать лагерем на дороге в Ковно.
