Циники. Бритый человек | страница 47
Красное дерево обляпано золотом, стены обляпаны картинами. Впрочем, запоминается не живопись, а рамы.
Я вглядываюсь в дальний угол.
Мне почудилось, что мяучит кошка. Даже не кошка, а котенок, которому прищемили хвост.
Но кошки нет. И котенка нет. В углу комнаты сидит женщина. Она в ситцевой широкой кофте и бумазеевой юбке деревенского кроя. И кофта, и юбка в красных ягодах. Женщина по-бабьи повязана серым платком. Под плоским подбородком торчат серые уши. Точно подвесили за ноги несчастного зайца.
Я делаю несколько шагов.
Она сидит неподвижно. По жестким скулам стекают грязные слезы.
Что такое?
На ситцевой кофте не красные ягоды, а расползшиеся капли крови.
– Кто вы?
Женщина кулаком размазывает по лицу темные струйки.
– Почему вы плачете? Возьмите носовой платок. Вытрите слезы и кровь.
Меня будто стукнуло по затылку:
– Вы его жена?
Я дотрагиваюсь до ее плеча:
– Он вас…
Ее глаза стекленеют.
– …бил?
– В прошлом месяце: раз… два… четырнадцатого – три…
Ольга загибает пальцы:
– На той неделе: четыре… в понедельник – пять… вчера – шесть.
Докучаев откусывает хвостик сигары:
– Что вы, Ольга Константиновна, изволите считать?
Ольга поднимает на него темные веки, в которых вместо глаз холодная серая пыль:
– Подождите, подождите.
И прикидывает в уме:
– Изволю считать, Илья Петрович, сколько раз переспала с вами.
Горничная хлопнула дверью. Ветерок отнес в мою сторону холодную пыль:
– Много ли брала за ночь в мирное время хорошая проститутка?
У Докучаева прыгает в пальцах сигара.
Я говорю:
– Во всяком случае, не пятнадцать тысяч долларов.
Она выпускает две тоненькие струйки дыма из едва различимых, будто проколотых иглой ноздрей.
– Пора позаботиться о старости. Куплю на Петровке пузатую копилку и буду в нее бросать деньги. Если не ошибаюсь, мне причитается за шесть ночей.
Докучаев протягивает бумажник ничего не понимающими пальцами.
Если бы эта женщина завтра сказала:
«Илья Петрович, вбейте в потолок крюк… возьмите веревку… сделайте петлю… намыливайте… вешайтесь!» – он бы повесился. Я даю руку на отсечение – он бы повесился.
Надо предложить Ольге для смеха проделать такой опыт.
В селе Андреевке в милиции лежит голова шестидесятилетней старухи. Туловище ее съедено гражданином того же села Андреем Пироговым.
Спрашиваю Докучаева:
– Илья Петрович, вы женаты?
Он раздумчиво потирает руки:
– А что-с?
Его ладонями хорошо забивать гвозди.
– Где она?
– Баба-то? В Тырковке.
– Село?
– Село.
Глаза становятся тихими и мечтательными: