Клеопатра (едва сдерживаясь). И ты еще смеешь сравнивать себя с ни м?!
Антоний (обрадовался пришедшей ему мысли). Я придумал! — мы просто отпилим бивни у тех слонов, которых купим или возьмем на время в Эфиопии…
Клеопатра (насмешливо). И боевые слоны на твоем триумфе будут шествовать без бивней?.
Антоний. Нет, зачем же! — сперва они пройдут с бивнями, а уж потом… (Спохватился, беспечно улыбнулся.) Да, что-то тут не сходятся концы с концами… Впрочем, разве о н не возвращался с войны без трофеев? — из той же Британии, к примеру, или, скажем, из-за Рейна.
Клеопатра. Он… (С силой.) Он все мог.
Антоний. Это еще почему?
Клеопатра. Он — Цезарь.
Антоний (внезапно приходя в бессильную ярость). То-то он и сбежал от тебя! Переспал, обрюхатил — и был таков! Потому что он знал тебе цену не хуже, чем я — шлюха! И поминай как звали! Шлюха! Блудливая египетская кошка с зелеными глазами, да еще один из них у тебя косит… И обошлась ты ему в семь с половиной миллионов, которые так ему и не отдала, ты еще и скряга, прижимистая, как торговка с рыбного рынка! А уж я тебя подобрал после него, как обглоданную кость, об нее только зубы обломаешь. После нее приходится долго полоскать рот вином… (Без перехода, грубо.) Налей мне вина! — у меня вторые сутки капли во рту не было…
Клеопатра. Для этого у тебя твои рабы.
Антоний. Для этого у меня ты!
Клеопатра. …или эта твоя певичка, бедняжка Киферида с обкусанными ногтями… так это она делает не одному тебе.
Антоний. Она делает мне не одно это. Подай мне вина!
Клеопатра (с злой насмешкой). Ну да, ты так поспешно бежал от парфян, что тебе некогда было утолить жажду… (Налила ему вина, протянула кубок.) Отдышись. Охлади свой страх.
Антоний (вырывает у нее из рук кубок, выплескивает вино ей в лицо). Дрянь! Змея!
Клеопатра (слизывая вино с губ). Прекрасное вино, хиосское. Я уплатила за него уйму денег. Впрочем, ты мало что смыслишь в вине. (Пренебрежительно.) Ты ведь, что ни говори, римлянин.
Антоний (грозно). Ну-ну! Поосторожнее насчет Рима!
Клеопатра (спокойно, даже с жалостью). Еще бы! — ведь в своем Риме ты так и не смог выбиться в люди, ты всегда был всего лишь Цезаревой тенью, прихвостнем, вечно выставляющим напоказ свою облезлую львиную шкуру, под которой всего-навсего набитое паклей чучело. Ты потому только и отсиживаешься у меня в Египте, что решил, будто тут, на задворках, тебе улыбнется счастье… Ты так же похож на него, как…
Антоний (в слепой ярости).
