Клавдий никак не мог понять, почему его гнев перегорел и почему он послушно идет за человеком, которого ненавидел и презирал.
В кухне было светло. Гладкий кафель, светлые шкафчики сверкали зимней белизной. Танина мама усадила гостя на табуретку и стала ловко расставлять чашки, доставать варенье, заваривать чай. При этом она все время говорила с Клавдием, словно боялась, что если замолчит, то он встанет и уйдет.
— Как тебя зовут?
— Клавдий.
— Какое странное имя… Ты с Таней учишься?
— Я живу в этом доме.
— Вот как? А почему я тебя не видела? Ты какое варенье любишь: клубничное или из черной смородины?
Клавдий сидел на кончике табуретки и внимательно наблюдал за женщиной, хлопотавшей на кухне. Он обратил внимание, что у нее усталое лицо и среди желтых волос проступают седые нити. Движения у нее были уверенными и вместе с тем торопливыми. То ли она спешила поскорей напоить его чаем, то ли вообще привыкла к вечной спешке.
Мальчик не мог понять перемены, которая произошла с Таниной мамой. Он настороженно смотрел на нее и вдруг уловил в чужом лице знакомые черты своей подруги. Это открытие почему-то обрадовало его. И ему стало легче.
Наконец Танина мама разлила чай и села напротив Клавдия. Она помешивала ложечкой и исподволь рассматривала защитника своей дочери.
— Ты давно дружишь с Таней?
Клавдий задумался, и ему показалось, что он дружит с Таней всю жизнь.
— Уже целый год, — ответил он.
— А что же ты не заходишь к нам?
— Да так, — выдавил из себя мальчик.
Некоторое время они сидели молча и пили чай. Клавдий пил, не желая обидеть маму. Он не чувствовал вкуса варенья. Чего стоит варенье, когда Таня одна ходит по улицам и переживает обиду! Клавдий подумал о подруге и укоризненно посмотрел на хозяйку дома. Она уловила это и, словно желая оправдаться перед ним, сказала:
— Трудно мне с Татьяной. Она все норовит сделать по-своему.
Теперь она жаловалась мальчику на непослушную дочь, на вечные заботы. Вероятно, ей давно не с кем было поделиться своими тревогами, и она избрала для этого мальчика, который совсем недавно готов был броситься на нее с кулаками.
А он внимательно слушал ее, и было похоже, что ее слова вызывают у него сочувствие. Но он не простил ей пощечину. Он только старался разобраться, как эта женщина, мягкая и в чем-то беспомощная, могла поднять руку на свою дочь.
— Вот и вспылишь, не выдержишь, — говорила она, как бы отвечая на его мысль.
Но ее слова не смогли растрогать мальчика.
