Луна обагрилась в знаке Водолея.
Октябрь выдался на редкость сухим и даже жарким. Старый ворон, прилетевший с Капитолийского холма[5], сев на родовой храм Флавиев[6], картаво проговорил: «Всё будет хор-р-рошо»…
Домициан погиб в четырнадцатый день до ноябрьских календ, на сорок пятом году жизни и пятнадцатом году власти. Тело его на дешевых носилках вынесли могильщики. Филлида, его кормилица, предала его сожжению в своей усадьбе по Латинской дороге, а останки его тайно принесла в храм рода Флавиев и смешала с останками Юлии, дочери Тита, которую тоже выкормила она.
Филлида до восхода Луны сидела на ступеньках храма, вспоминая всё, что было связано в её жизни с Домицианом. Ночной ветер пытался заигрывать с её седыми волосами, про которые он, будучи еще совсем молодым, как-то сказал:
— Странный цвет у них, кормилица… Будто снег полили медом.
Домициан родился в десятый день до ноябрьских календ — 24 октября 54 года. Отец его в тот день был назначен консулом. И в доме на Гранатовой улице[7] в шестом квартале столице был праздник. Этот самый дом много позже стал храмом рода Флавиев, где Филлида оплакивала прах Домициана. Она помнила, как в этот дом пришли халдеи со своим страшным пророчеством.
Помнила она и тот день, когда во время войны с Виттелием сюда ворвались враги и загорелся храм. А уже возмужавший Домициан тайно переночевал у привратника, а поутру в одежде служителя Исиды ускользнул на другой берег Тибра. Там он отсиживался во время кровавой битвы с войском Виттелия. И только после победы вышел к людям и был провозглашен цезарем.
Филлида тяготилась своей памятью. Плохое хотелось забыть, но оно, проклятое, не забывалось…
Вспомнилось старухе последние дни Тита, старшего брата Домициана. В тот день актёры представляли трагедию, читая стихи Вергилия. Император Тит к концу представления растрогался и заплакал. Домициан подал ему кубок вина. Тит, пока пил вино, долгим выразительным взглядом смотрел на младшего брата, не раз учинявшему ему козни, сеявшему в войске императора Тита смуту и недовольство. Поставив кубок, он приказал носильщикам:
— В сабинское имение!
Тит был мрачен. Когда при жертвоприношении ягненок вырвался из его рук, Домициан рассмеялся:
— Дурное предзнаменование, брат!
А тут еще с ясного неба грянул гром. Тит отодвинул занавески, задыхаясь от нехватки воздуха, прошептал:
— Я умираю… Но мне не в чем упрекнуть себя, кроме, разве, одного поступка…
Тогда все подумали, что речь идет о любовной связи жены Тита с Домицианом. Слухи об этом давно ходили по Гранатовой улице. Но Филлида знала точно: жена императора была верна цезарю. Тит перед своей смертью сожалел только об одном, что в своё время не казнил Домициана. И раскаивался в поступке, которого не было.
