“Впрочем, не всегда картина бывает такой идиллической”, — уточняет Винсиана, муж которой, узнав о ее болезни, воспользовался этим как поводом для развода. Рак обнажает подлинную сущность пары. Часто он сближает партнеров, а иногда, наоборот, отдаляет их друг от друга. Тогда в условиях нарастающего хаоса давние противоречия усиливаются, отравляют отношения и в конце концов находят выход в разрыве. Точно так же, как эмоциональная поддержка улучшает иммунитет, напряженность в отношениях между партнерами, напротив, безусловно вредна для здоровья>[3]. Так, исследование показало, что у часто ссорящихся супругов иммунная защита отчетливо снижается>[4]. “Иногда лучше быть одной, чем с тем, кто тебе не подходит, — заключает Леа, решившая уйти от мужа. — Рак заставил меня посмотреть правде в глаза, — объясняет она. — Сейчас я лучше знаю, кто я есть. Поэтому не стоит удивляться, что моя личная жизнь пошла в другом направлении. Мой муж это тоже понял: нам больше нечего делать вместе. И это, пожалуй, единственное, в чем мы с ним сходимся”.
Диагноз “рак груди” более, чем какой-либо другой, повышает потребность в честной и равноправной коммуникации с партнером. Это бывает непросто и в обычное время, но на фоне стресса, неуверенности в себе, чувства собственной слабости, которые неизбежно испытывают все участники ситуации, трудности возрастают многократно. Перед лицом той опасности, которую представляет собой рак, реакция человека — будь то больной или тот, кто находится с ним рядом, — зависит от его личной истории, страхов и ожиданий, от того, о чем он осмеливается сказать, а о чем предпочитает умолчать. Напряженность еще больше возрастает из-за душевных страданий. И чем более люди чувствительны, тем больше риск неправильно понять друг друга.
“Пьер, мой бойфренд, в этой ситуации запаниковал и начал чересчур меня опекать, — рассказывает Дельфина (танцовщица, 32 года). — Я от его опеки буквально задыхалась, но не решалась ему об этом сказать. Он по десять раз на дню звонил мне, просто чтобы спросить, как я себя чувствую. Мне приходилось все время его успокаивать. Однажды я не выдержала и сказала, что не хочу, чтобы он ездил со мной в больницу на сеансы химиотерапии. За его заботой таился страх, и это меня ужасно нервировало. А хуже всего то, что Пьер так и не сумел понять моего отношения. Я ему сказала, что предпочитаю компанию своих подруг. С ними, по крайней мере, мы могли посмеяться и пошутить, атмосфера была менее гнетущей, и переносить все это было куда легче. А он решил, что я к нему придираюсь. Мы с ним рассорились, и после скандала я чувствовала себя просто ужасно. Мне все это было совершенно ни к чему. Я злилась на него за то, что он не сумел угадать, чего я от него жду. Вместо того чтобы беспрерывно спрашивать, как я себя чувствую, мог бы и сам догадаться: первые несколько дней после “химии” хорошо не бывает. В конце концов, из нас двоих больная — я! И мне казалось, что справедливо будет, если усилие над собой совершит он”.
