Диакон (стоя на коленях, покаянно). Каюсь! Не выдержал. (Смотрит на секретаря с ненавистью.) Сломал он меня, проклятый. Ходил за мной тенью смертной, страшные слова говорил, ни днем, ни ночью не отпускал. Сколько мог, я держался, а потом уж раз – и словно хребет переломился. (Смотрит на Ефросинью.) И главное, матушка, легко так стало. Когда живешь, во грехах погряз, но борешься – трудно. А тут вот – раз, и легко стало. Словно нет ни бога, ни дьявола, ни ада и ни рая. И есть только здесь и сейчас. И это здесь только от тебя зависит – верное ли решение примешь.
Эрос. А ты какое принял?
Диакон. Ты, отче, как в воду смотрел, когда про Иуду вспомнил. Я нынче, как Иуда в саду, приложился к тебе изменным целованием. (Секретарю.) Странно как выходит, отец Василиск. Вот жил человек, заповеди соблюдал, служил Богу, ни в чем, кроме этого, смысла жизни не видел. А пришел другой человек, сказал слово – и словно семя какое в душу заронил. И вот уже растет оно, это семя, набухает, заполняет душу чернотой непроглядной. А в черноте этой ничего нету, только посвист стоит – залихватский, разбойничий. И берет тебя такая тоска и веселье одновременно, что единственное, что остается – выпить шкалик да пойти и зарезать, кого Бог пошлет.
Ефросинья (в ужасе). Что ты говоришь такое, отец диакон?
Диакон. Не отец я ныне, и не диакон. Сам, своими руками, изверг себя из сана, из Церкви Божией и рода человеческого. Вот, говорят, нечистый попутал… А как именно он попутать может, кто знает? Я теперь знаю. Страх – вот что в соблазн вводит и в прелесть. Не страх Божий, конечно, а страх человеческий. Страх – грех тяжелейший, и ни что иное. Среди смертных грехов он не назван, да только один сто́ит всех прочих. Он – родитель всяческой скверны, ибо всегда есть ему оправдание. Отчего человек боится? Оттого, что слаб, это все знают. Ну, а коли уж слаб, что с него взять? А ведь страх – это тьма, и ее больше прочего беречься надо. Но забывают об этом. Потому страх и входит в человека, как бес, да ведет за собой семь бесов сильнейших его.
Ефросинья. Господь наш бесов в свиней изгонял.
Диакон. Так то Господь… А простому смертному как изгонять, когда страх внутри? Проще самому свиньею стать. Но одно дело – свинья штатская, бессмысленная, она и сама, может, не понимает, что происходит. И совсем другое дело, когда сам в свинью обратился, и глядишь на себя со стороны, и видишь, как в кале блуда валяешься… Так что нет ныне диакона Михаила, с молитвой к Богу грядущего, остался только грешник великий со своею свиньей неуемной. Потому прошу у тебя прощения, отче, но на прощение не надеюсь, ибо сам себя простить не могу.
