В костях её левой руки зажат давно завядший цветок.
На её шее поблескивает ожерелье, а цепочка путается в её рёбрах.
Пустые глазницы уставились на меня с лишенного плоти черепа. Я глядела на его очертания, в ожидании вспышки узнавания, но чувствовала лишь, как желчь поднимается в моём горле.
Ты снял с её костей плоть. Криминалисты считают, что отделение произошло посмертно, но это слабое утешение. Ты разрушил её. Ты уничтожил её.
Дин опустил ладонь на мою шею. Я рядом.
Я сглотнула угрожавший накрыть меня приступ тошноты. Раз. Дважды. Трижды — а затем я перешла к следующей фотографии. Их были дюжины: снимков грунтовой дороги, на которой она была похоронена. Снимков строительной техники, обнаружившей простой деревянный гроб.
Ты завернул её кости в покрывало. Ты похоронил её с цветами. Ты дал ей гроб…
Я заставила себя вдохнуть и переключилась от фотографий к официальному докладу.
Согласно словам судмедэксперта, на одной из костей её руки была зазубрина — когда она пыталась защититься, нож буквально пронзил её до кости.
Результаты лабораторных исследований определили, что прежде чем захоронить скелет, убийца обработал кости каким-то химическим веществом. Именно из-за этого было сложно определить возраст останков, но анализ места преступления показал, что захоронение произошло в течение нескольких дней после исчезновения моей матери.
Ты убил её, а затем уничтожил её. Никакой кожи на костях. Никаких волос на голове. Ничего.
Пальцы Дина ласково массировали мышцы на моей шее. Я перевела взгляд с экрана компьютера на него.
— Что ты видишь?
— Заботу, — Дин ненадолго замолчал. — Почитание. Чувство вины.
Я чувствовала, как на кончике моего языка вертелись слова о том, что я не хотела знать о том, мучается ли убийца от чувства вины. Мне было плевать на то, что она значила для него достаточно, чтобы сделать нечто большее, чем просто бросить её тело в какую-нибудь дыру.
У тебя нет права хоронить её. У тебя нет права почитать её, больной ты сукин сын.
— Думаешь, она знала его? — мой голос прозвучал отстраненно. — Только так можно объяснить всё это, да? Он убил её в минуту безумия, а затем пожалел об этом?
Залитая кровью гримерка из моих воспоминаний говорила о власти и ярости, а место похорон, как и сказал Дин, указывало на почтение и заботу. Две стороны одной монеты — а вместе они вовсе не походили на беспорядочный акт жестокости.
Ты забрал её с собой. Я уже давно знала, что убийца моей матери забрал её из той комнаты. Полиция не могла сказать, была ли она жива или мертва, но они с самого начала знали наверняка, что она потеряла столько крови, что шансов на её выживание почти не было.
