– Они лежат тут сто лет. Ты хочешь из-за двух недель потревожить тех, кто лежит тут сто лет? Ты не боишься?
Антон посмотрел в глаза деда. Ему стало не по себе. Нет, он не боялся. Он знал, что в квартале ОМОН. Конечно, бородачи могли легко задушить Антона своими сильными руками, и, может, даже быстрее, чем ОМОН проедет квартал. Но, в конце концов, казаки вряд ли начнут душить концептолога, потому что убийство живой твари – это грех, а они люди верующие, а он, Антон Рампо, – живая тварь. Последнее определение Антону не очень нравилось, зато гарантировало жизнь. Нет, Антон не боялся. Но ему стало не по себе. Креативному человеку бывает не по себе, когда он чувствует, что у него нет совести, и это окружающим заметно. Антон вдруг подумал, что, вообще-то, право быть горбиками – это все, что у них есть, у мертвецов, осушивших болота, и это нехорошо – отнимать у человека последнее. Тем более у мертвого человека. Это нечестно, ведь мертвецы ничего не могут сделать в ответ, потому что только в кино мертвецы встают из могил и пугают блондинок, а в жизни они так не могут. Они просто лежат и никому не делают ничего плохого.
Синие глаза и бороды со всех сторон окружали Антона. Они ждали, что он скажет им. И Антон принял еще одно верное решение. Он сказал:
– Друзья мои, я только вчера приехал. Я пока ничего не понимаю. Но я постараюсь. В этом во всем разобраться.
Воцарилась тишина. Деды смотрели на Антона несколько секунд. Антону показалось, что он увидел, как свет в их синих глазах погас. Ничего не сказав, некрасовцы медленно, с достоинством пошли прочь от кладбища.
Но перед тем как разойтись по домам, они сделали еще кое-что. Самый старый некрасовец сделал это первым. Из старенького целлофанового пакета он достал бутылку и, коротко размахнувшись, швырнул ее в кучу камней, безобразных, вываленных кое-как у дороги – их свалили здесь накануне строители-двоечники, обозначив тем самым начало пиршества спорта. Бутылка разбилась, и белый камень вспыхнул желтым огнем. Остальные, по примеру своего вожака, достали бутылки и покидали их в камни. Гора камней загорелась. Было страшно. Никаких сомнений быть не могло. Они бы сожгли себя, эти синеглазые бородатые люди, чтобы не дать в обиду еле заметные горбики. Так думал Антон. Он смотрел зачарованно на горящие камни и не мог ни пошевелиться, ни вымолвить слова. Душа его замерла. Такое чувство, вероятно, испытывал человек в древности, когда наблюдал затмение солнца и считал этот миг не счастливой возможностью наблюдать феномен, а гневом богов.
