Ларис рассказала Антону, что в последний день своей жизни любимый и единственный сын директора ресторана хотел посмотреть свой любимый фильм – «Крестный отец», первую часть. Но фильм идет долго, а сигарета оставалась одна. Можно было ее покурить и начать смотреть кино, а потом сходить в магазин. Но юноша не хотел прерывать просмотр любимой картины. Он не стал курить последнюю сигарету, так и оставил ее в пепельнице, а сам пошел за новой пачкой. Не посмотрел вправо, когда переходил дорогу. И его сбила насмерть машина. Все армяне соблюдают годичный траур по умершим. Мужчины в это время не бреются целый год и становятся бородатыми. Через год траур заканчивается, и можно бриться. Но директор ресторана так и остался в трауре, не стал бриться больше. Он построил мавзолей сыну на этом кладбище, потому что сын, когда был маленький, любил тут с отцом охотиться на перепелок. Раньше здесь, на этом склоне, не было деревни армян и не было кладбища. Деревня появилась, когда после войны приехали люди. А до этого тут был просто косогор. На нем росли кустики и трава, в которых осенью прятались перепелки, а летом росли опята. Женщины приходили летом собирать грибы, а мужчины осенью охотились на перепелок. Они мелкие, стрелять по ним нельзя – ничего не останется от такой птицы, если в нее попадешь. Перепелок ловили сачками для рыбалки. Шли по склону, и перепелки сами выпрыгивали из кустиков и попадали в сачки. Сыну нравилось ходить по склону с отцом. Поэтому тут отец его и похоронил и сделал ему мавзолей. Он грек, директор ресторана, и сын у него тоже был грек – так рассказала Ларис Антону.
А потом, после войны, на южном склоне выросли деревня и кладбище. Перепелок здесь не стало, и опят тоже. Вместо них стали расти надгробия. Их делал Жока.
Год назад к директору ресторана, греку, пришел священник, тоже грек, из старой церкви на соседней горе. Когда русский царь завоевал Кавказ и выгнал черкесов и убыхов, вместо них позвал греков, армян и молдаван и сказал им жить на Кавказе. И они стали жить. Греки построили на соседней горе церковь, каменную. Правда, тогда был уже не пятый, а девятнадцатый век, так что строили греки не так хорошо, как их предки, и поэтому недавно – когда двадцать первый век пошел – греческая церковь стала дрожать и трещины пошли по стенам. Бабушки, которые ходят в церковь и там плачут и поют, стали бояться, что церковь упадет им на голову, а выстроена она из больших камней: если такие упадут на голову – все. Священник, грек, сначала ругал бабушек за то, что они глупые как куры и что надо петь и молиться как следует, и тогда церковь не упадет. Бабушки священника любили – потому что он был не толстый, как в других церквях, а худой, сам много молился и почти ничего не ел. Они, хоть все равно очень боялись, стали петь и молиться усерднее, как священник сказал. Но церковь все равно иногда дрожала. А однажды с купола осыпалась фреска, из-под нее обнажились огромные желтые камни, и посыпалась пыль, и церковь вся стала гудеть. Когда бабушки посмотрели на грозные валуны над головой и услышали гул, они опять сильно испугались. Худой священник тогда купил доски и поставил подпорки под купол. Но бабушки все равно боялись и плакали, им было страшно и жалко священника, потому что он привез доски худенькие, как он сам – так сказала Ларис. Тогда худой священник поехал к главному в Сочи и попросил у него денег на рельсы – хотел поставить их вместо досок, чтоб могли удержать камни, чтобы те не упали на головы бабушек. Главный священник в Сочи был толстый и ездил на «Мерседесе» «с глазами» – так сказала Ларис. Он худому священнику отказал. Сказал, что рельсы стоят дорого. Откуда деньги такие? И еще сказал:
