Наискось, в другом углу, уважительно косились режущиеся в "тыщу" соседи.
Булькнув, нырнул в трехлитровую банку кипятильник, деловито закружил у лампы мотылек, и стало вдруг почти по-домашнему уютно.
Но жизнь, не давая забыть о грубом и неизбывном своем жлобстве, ввалилась в комнату. Леха, дембель и третьекурсник, пошатываясь, стоял в дверях. Мутный, с водкой на дне, глаз бессмысленно полз по обшарпанным стенам, и из рукава грязноватой футболки выползал чудовищный бицепс.
Мучительно пытаясь вспомнить, зачем занесло его сюда, он непривычно кривил мыслью тупое свое лицо, но вдруг пьяная пелена расступилась, выпустив вперед Гурвица, Дембель выдохнул, глупо хрюкнув:
— А жидят-та все прибывает, уже целая синагога, — животно загоготал и, пройдя к своей койке, уцепил ветровку.
Саша сжался еще больше, став совсем крохотным, почти не различимым. Ярость потопила зрачки Вульфа во вздувшемся кровью белке, ярость подняла его и двинула вперед медленно и страшно.
И было что-то такое жуткое в его кровавых глазах, что замер всякий звук и растерянность, смешанная со страхом, легла на лицо Дембеля.
Он шел вперед, хотя Вульф происходит от прадедушки немца-аптекаря, хотя, подо всей своей непереносимой яростью, знал, что против Лёхи, даже против очень пьяного ёЛёхи, у него нет и не может быть не единого шанса.
Удар, несильно ткнувшись в скулу, слегка покачнул голову, и спустя секунду ответный, огромный, иссеченный шрамами кулак поднял его в воздух и опустил около стены, расплескав по лицу мгновенно брызнувшую кровь.
Вид крови, словно разорвав какую-то пелену, подбросил дюжину человек, и разом все было кончено, но в том, как после удара у Дембеля безвольно легли вдоль тела руки, и в том, как легко оттащили его двое мальчишек, которых он мог бы шутя раскидать по комнате, был виден странный и неуместный испуг.
IV
Из мутного зеркала со сколотыми уголками глядело лицо, разделенное двумя красными полосами, обильно стекающими из носа. Смочив руку холодной водой, Женя размазывал кровь по лицу, изумляясь ее неожиданному обилию.
Гурвиц конфузливо стоял рядом.
Ну что стыдно, брат?
А то: Чего боюсь? Дали бы по роже, зато чувствовал бы теперь себя человеком.
"Нет, ну до чего же все-таки мерзкая рожа", — вернулся Женя к привычному самоистязанию. Проведя рукой по волосам, превратившимся от угольной пыли в отвратительнейшую проволоку, Вульф неожиданно набрел на здравую мысль: "Ладно, красавца из меня не вышло, надо сбрить все это к чертовой матери".
