— Ах да, — соглашался Женя, хотя и слышал о Володьке в первый раз в жизни.
Расхрабрившись, Вульф, орудуя неплохо подвешенным языком, рассказал художественно обработанную байку из жизни первенствовавшего по возрасту и жизненному опыту брата, введя, как водится, себя на главную роль.
И, обнаружив успех, перекатился в следующую, а там, незаметно, и в третью, и истории его снова сменились Ирочкиным щебетанием, и солнце клонилось вниз, кропя небо кровью, и несся далекий перекликающийся лай, и перевешивались через покосившийся забор размашистые яблони, и резали дорогу бесконечными тенями:
X
В клубе, в душной толчее, в окружении сдвинутых к стенам стульев, потеющие семнадцатилетние тела вдыхали под грохот разбитых динамиков законное счастье субботних плясок. Сдвинутые однополые круги перебрасывались теннисом взглядов, и кое-где джинсы уже замелькали в соседстве с юбками и опять-таки джинсами.
Среди танцующих девочки, конечно же, преобладали вчетверо, а джинсы были большей частью старшекурсниками, загнанными в "колхоз" за хвосты. Первокурсники, за исключением немногих акселератов, толпились у входа или, сплотив мужской круг, неумело топтались и жгли завистливым глазом.
Под этим огнем, Женя расцвел, и движения его, угловато-застенчивые поначалу, приобрели некоторую размашистую смелость, кою, при должной снисходительности, разумеется, можно было признать оригинальной манерой. Убогая светомузыка блистала на бритом его затылке, доканчивая полубогемность портрета.
Ирочка, испытывая нечто подобное, соответствовала, она, впрочем, танцевать умела и так.
Леха, в распахнутой до пупа рубахе, уже пьяный, но еще вменяемый, появился рядом, необыкновенно вежливо раскланялся и, мимолетно бросив оценивающий взгляд, одобряюще подмигнул, растворяясь в толпе.
Среди преобладающих студентов терялся десяток туполицых девиц, покрытых чудовищным слоем косметики, да двое-трое развязных подростков — вся местная молодежь.
Рядом с девицами мелькали реалисты и смельчаки, не боящиеся ни триппера, ни мордобоя. Но, едва на улице застрекотали мотоциклы и пронесся по залу взволнованный шепот: "чудские: чудские приехали", смельчаков, ровно как и реалистов, сдуло штормовым предчувствием.
Два десятка крепышей, печатая кирзовым сапогом шаг, двинулись через зал, сбрасывая на ходу ватники и открывая закатанные до локтя белые рубахи. Драка повисла в воздухе. Сжавшиеся в бессильной злобе кулаки подтверждали очевидное — организованного сопротивления не будет.
