После капитуляции второго февраля тысяча девятьсот сорок третьего года шести немецких армий, двадцати четырех генералов, одного фельдмаршала и пятидесяти тысяч советских хиви[256] жители стали возвращаться на пепелище правого берега. Точнее, в то, что от него осталось. Сталинград был завален трупами. Их свозили в овраг реки Царица, где они лежали сложенными в ровные поленницы, ожидая погребения.
Скрежеща иглами снежинок по небритым щетинам мертвецов, зима пришла в котлован этого безумия ледяной стужей безмолвия. Желая остудить сердца людей, она несла холод и гибель, уравнивая всех единственным на земле правосудием, имя которому – смерть.
Так мои близкие стали свидетелями величайшего в истории человечества сражения сухопутных войск. Проще говоря – самого массового убийства при попустительском поощрении всех государственных органов, еще недавно ратовавших за мир.
Мульт: Только под эгидой государства можно создать армии убийц!
Благодаря моему прадеду женщины получили место в бараке, построенном около железнодорожного вокзала, восстановлением которого он занимался. Раз в месяц ему выдавали мешок зерна. Шансов выжить в таких суровых условиях у моей мамы практически не было. Но она это сделала – сделала всем смертям назло[257], хотя и осталась навсегда маленькой и хрупкой женщиной, в отличие от высоких и больших бабушки и прабабушки.
Страшная зима тысяча девятьсот сорок третьего года подходила к концу…
Февраль нищал и стал неряшлив.
Бывало, крякнет, кровь откашляв,
И сплюнет, и пойдет тишком
Шептать теплушкам на ушко
Про то да се, про путь, про шпалы…
[258]Главное было – дожить до тепла, и у них это получилось. Весной началась расчистка города. Активное участие в ней принимали военнопленные. С каждым днем их становилось все меньше и меньше. К лету уже десятки тысяч немецких мужчин лежали в земле. Изможденные фрицы умирали вместе с русскими солдатами, которых они брали в плен, когда шли под Сталинград. Умирали за тысячи километров друг от друга. За тысячи километров от своих семей. Умирали, потому что, отправляясь на эту войну, надеялись выжить. Потому что боялись своих диктаторов. Потому что, становясь фанатиками чужой воли, они проживали чужую жизнь, под чужими знаменами, в чужом строю, расплачиваясь за это своей смертью…
Весна и лето прошли в восстановительных работах. Измученные жители города трудились не покладая рук, пока великие стратеги готовились к очередной небывалой битве, вновь протянувшей руку смерти к моей семье.
