— Постой, — прерывает его Челли. — Мы истратили двадцать тысяч марок из революционного фонда, вернее, даже тридцать тысяч, и за это Центр должен получить какой-то результат.
— Челли, — смеется Пишон, — может, ты будешь так любезен объяснить наконец, что это за Центр, про который ты то и дело бурчишь себе под нос? Чего этим людям надо? Я ничего не имею против того, чтобы разок-другой как следует насолить буржуазной системе в этой стране. Но не строй ты из себя египетского жреца. Скажи, наконец, кто и зачем финансирует наши операции, если нам нужны деньги, и кто забирает себе все миллионы, добытые экспроприациями. Ты знаешь, мне лично мало нужно и на все это я бы наплевал, но хотелось бы все-таки знать, кому и зачем я служу.
— Не думаю, Пишон, что ты про это когда-нибудь узнаешь, — желчно отвечает Челли. — У нас кто слишком много спрашивает, исчезает, как говорится, таинственным образом.
— А как было дело с неизвестно откуда появившимся передатчиком? — не уступает Пишон. — Это вещь, которую купить нельзя.
— У тебя других забот нет?
— Ага, нет. Откровенно скажу, что я думаю. Я не верю, Челли, что этот ящичек ты приобрел просто так, у какого-нибудь падкого на деньги паренька. У тебя, должно быть, есть весьма загадочные знакомства.
— А если и есть?
— Пустяки. Меня это не волнует. Но думаю, что Рыба охотно выслушает мои предположения. Разве не случалось так, что провокаторы проникали в революционное движение?
С минуту Челли молчит, прибавляет газ, потом сбавляет скорость.
— Что ты сказал? Ты назвал меня полицейским провокатором?
— Нет. Я размышляю вслух и пытаюсь найти объяснение.
— Ладно, Пишон. Скажу тебе кое-что важное. Ни слова ты от меня не услышишь насчет этого передатчика. Есть вещи посерьезнее, чем самочувствие доктора Пишона.
— Этого вполне достаточно. Я поставлю тебя, милый друг, перед революционным судом. Как тебе известно, приговоры у нас в исполнение приводит Рыба. И пусть тебя от него спасает этот твой Центр.
— Дурак ты, Пишон. Ох какой дурак! Скорей уж Рыба прикончит тебя, мой милый доктор, потому что смертельно ненавидит таких умников, как ты.
— Лично мне род смерти глубоко безразличен. Можно погибнуть от радиации, можно — от пули, которую пошлет мне в спину наш друг Рыба. Но разве не пришло тебе в голову, дружище, что вместе со мной придет конец твоей «Группе М», вернее сказать, ее жалким остаткам?
Челли зажигает сигарету, хотя вообще-то не курит, ибо считает курение, как он однажды заявил, одним из буржуазных методов оболванивания масс.
