— Какой Паушке? Не сын ли Арнима Паушке?
— Тот самый, дружище, тот самый. Ну, что ты на это скажешь?
— Петер, не знаю, как тебя благодарить. Бегу в полицию. К кому там обратиться?
— Никуда ты, друг, не побежишь. Я тебе об этом сказал под большим секретом. Все это дело — сверхсекретное. Комиссар уже доложил в Ведомство по охране конституции и теперь ни словечка не пикнет.
— Так зачем ты мне тогда позвонил?
— Чтобы ты вел себя, как полагается журналисту. Пиши что хочешь, но ни на кого не ссылайся. Про себя я даже не говорю.
— Кто установил личность Паушке?
— Некий капрал Фиршталь, если тебя это интересует. Но при этом были и какие-то штатские.
— А Паушке жив?
— Жив. Но случай, кажется, тяжелый. Он в госпитале Святого Иоанна.
— Ладно, Петер. Спасибо. Позвони, пожалуйста, вечером. Я приступаю к работе.
Георг Пфёртнер на минуту задумывается, затем садится за машинку и выстукивает небольшую заметку:
«Наш корреспондент в Майергофе узнал утром из заслуживающих доверия источников, что…»
Заметку он передает по телефону дежурному редактору «Последних новостей», а после этого, нервно хрустя пальцами, звонит доктору Путгоферу, владельцу, издателю и главному редактору газеты. Доктор Путгофер в это время наверняка дома: он никогда не встает раньше одиннадцати, так как по ночам ведет такой образ жизни, о котором в Бамбахе рассказывают легенды.
— Путгофер слушает.
— Доброе утро, господин доктор. Это Георг Пфёртнер. Простите, что звоню домой, но у меня есть…
— Вы с ума сошли, молодой человек! Кто вам, черт побери, дал право будить меня в такую рань? Нам придется расстаться, и быстрее, чем вы думаете, если вообще думаете.
— Прошу прощения, господин доктор. Но я напал на след дела исключительной важности.
— Пфёртнер, у вас всегда дела исключительной важности, а потом нам целыми месяцами приходится исправлять ваши глупости, мы теряем объявления и имеем неприятности с властями. Не лезьте ко мне с пустяками. Увидимся в редакции.
— Минутку. Вы помните Паушке?
— Эту отъявленную скотину, ренегата и пацифиста?
— Ну да, писателя.
— Это для вас он писатель. Для меня он жалкий трус, предатель, русский агент, растлитель и графоман. В чем дело?
— Его сына убили сегодня утром. Точнее, застрелили.
— Кто?
— Это я и пытаюсь выяснить и потому хотел просить…
— Так не приставайте с этим ко мне. Поговорите с полицией и к шестнадцати дайте две с половиной колонки на девятую или четырнадцатую полосу. Только предупреждаю: без всяких сенсаций в вашем духе и без стилистических выкрутас. Краткая и конкретная информация — вот чего хочет нынешний читатель. А если нам еще раз придется опровергать ваши выдумки, вылетите из редакции уже сегодня вечером. Сыщиков вроде вас я могу набрать хоть несколько десятков.
