Когда мальчик оказался рядом, я сунула ему в руку печенье так, словно это был мусор, оставшийся после обеда. Любой, кто это увидел, ничего бы не заподозрил.
Мальчик взял печенье, как делал это каждый день, но я тщетно ожидала от него энтузиазма или благодарности. Выражение его лица оставалось пустым, глаза опущенными. Он был осторожен… и умен. Возможно, умнее меня.
Уходя, он сунул печенье в карман; заметив это, я мысленно улыбнулась.
Мое внимание привлек голос Бруклин.
— Какие доказательства они нашли? — напряженно спросила она Арона. Новости о заключении Чейен взвинтили нервы всем нам.
К сожалению, Чейен была не одинока. Слухи об измене короне начали пускать корни, возникнув, словно вирус, и распространяясь, как чума. Измена заражала и разлагала обыкновенных граждан, поскольку власть сулила награду любому, кто сообщит о подозреваемых в подрывной деятельности. Люди отворачивались друг от друга, искали информацию против друзей, соседей и даже членов семьи, только чтобы получить благосклонность королевы. Доверие стало той роскошью, которую мало кто мог себе позволить.
А подлинные доказательства — те, что можно подтвердить фактами, а не мелочными слухами, — означали смерть.
— Они нашли у нее карты. Карты, принадлежащие сопротивлению.
Брук поджала губы и опустила голову.
— Вот черт.
Но меня это не убедило.
— Откуда им знать, что это карты повстанцев? Кто тебе сказал?
Он посмотрел на меня печальными глазами с золотистыми крапинками.
— Брат Чейен. А сдал, ее отец.
Остаток дня я провела в размышлениях о Чейен Гудвин.
Что это значит, когда отец сдает в полицию собственную дочь? Когда родитель обвиняет своего ребенка?
Разумеется, я беспокоилась не о себе. Мои родители всегда были самыми надежными, верными и преданными.
Я знала это, поскольку они всю жизнь хранили мой секрет.
Но как же другие люди? Что если восстание будет только набирать силу, и королева продолжит чувствовать угрозу?
Сколько еще родителей сожрут своих детей?
Королева
Королева Сабара накрыла колени шерстяным пледом и разгладила его крючковатыми пальцами. Она была слишком стара для сквозняков: кожа стала тонкой, как бумага; вялая плоть свисала с усталых костей.
В комнату вошли две прислужницы, низко кланяясь и говоря друг с другом тихо, словно не желая ее напугать.
Какая нелепость, подумала королева. Она была стара, а не пуглива.
Одна из служанок — новенькая — сдуру потянулась к выключателю, чтобы зажечь электрическую люстру на потолке. Вторая девушка вовремя одернула ее, ухватив за запястье прежде, чем та совершила ошибку. Ясно, что она работала здесь недавно и не знала, как королева ненавидит свет электрических ламп, предпочитая ему свечи.
