Может покурить? Оставляю рассказ и иду делать чай, без чая сигарета плохо идет. Ну, вы уже знаете! Но вот она раздавливается мной об серый бетон лестницы. С секунду смотрю на угасание красного уголька, прислушиваюсь к шагам людей на лестнице внизу, к дикому хохоту пьяных парней за стенкой, и тенью ускользаю домой, к своему роману. Щелкает дверной замок. Успел! Еще один одинокий вечер. Барьер есть всегда и, по сути — одиночество не трудно понять, это всего лишь мысль, что твое состояние никто и никогда не разделит полностью. До конца. Включить музыку для фона? Пожалуй, да! Сейчас я хочу «Твиггис» и вот я слушаю первые аккорды. Песня — «Целоваться нормально». Ее романтичный бит качает и трет шестеренки моего ума и пластинка с состоянием СЧАСТЬЯ в глубине души крутится и крутится, разрисовывая реальность розовой пеной мечтаний о том, что все кругом станут добрыми и веселыми, но ведь бред, да? Я сначала смеюсь, а потом горько плачу и ненавижу себя и люблю и ненавижу всех и люблю. И думаю, что дальше будет Свет и знаю, что это ложь…
Мы все так любим строить иллюзии, да? Но музыка закончилась. Тишина.
А там, на скамейке, всего за полтора часа до этого момента, Оля вытаскивает из кармана своего джинсового платья полиэтиленовый пакетик с персиком и протягивает его мне. «Это тебе Лася». «Спасибо котенок, а ты ела»? «Нет, мне мама всего два дала — один я Томке подарить хочу». «Ну, тогда съедим его вместе, ладно». «Давай», и мы по очереди кусаем, вгрызаясь зубами в сочную мякоть. Брызгает сок и течет по губам, по подбородку, по рукам, и капает на платье Оли и на мою сумку. «Ну, ты все испачкал», недовольно кривит она губки. «Ничего, я сотру. И с губ тоже». Я смеюсь и медленно облизываю ее сладкие губки. Глаза Оли вспыхивают от восхищения. Вот персик доеден, и я кидаю на грязный асфальт мохнатую влажную косточку, еще миг назад прикасавшуюся к нашим губам, зубам и языкам. Она сыграла свою роль, подарив нам вместе с восхитительным вкусом возможность дать друг другу немного сердечного тепла и света. Но нам пора.
«Мы же встретимся завтра, расставаться так приятно». Идем мимо групп молодежи «на фонтане», вокруг прокручивается обычная изжеванная и заезженная пленка разговоров, кто-то смеется и просит друга сгонять за пивом, в кустах трахают какую-то пьяную эмку, а в полуметре от нас проходит низенький прыщавый парень в обнимку с каланчой-девицей в черном кожаном платье и пошло-маслено улыбается Оле, и зло мне. «Кто это»? «Так, один козел». «Бывший»? «Да, представляешь, у него жена есть, и ребенок, а он тут с девушкой в обнимку ходит». Выходим с «фонтана» и идем дальше, к памятнику Шиллеру, возле которого на заплеванной земле лежит засохший, одинокий букет гвоздик. Глажу ее по волосам и думаю о скорой разлуке, ощущение любви в сердце мешается с грустью. Дальше, у другого памятника, памятника Петру 1, в круге света, стоит в компании мой старый знакомый, Дед, с важным видом он вещает окружающим о смысле бытия, явно претендуя на роль андеграунд-гуру, так как он разбирался в
