И вдруг в коридоре что-то мелькнуло.
Колетт застыла на месте.
— Папа?
Веки ее дрогнули, и на женщину нахлынула внезапная сонливость, такая сильная, что она покачнулась. Стряхнув с себя сон и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь приоткрытую дюймов на шесть дверь, Колетт потерла глаза и стерла с их уголков «песчинки», обычно появляющиеся лишь по утрам, после сна.
— Эй! — окликнула Колетт и двинулась к двери.
Сначала она шла медленно, но потом почувствовала гнев на себя, а заодно и на отца с Оливером, решительно подошла к двери и распахнула ее.
Свет из комнаты пролился в коридор.
Пусто.
Но кто-то там все-таки был. Кто-то прошел по коридору. Может, отец захотел поговорить с ней и вышел в коридор, а потом передумал? Или Фридлу что-то понадобилось, и он поднялся сюда из своего вагончика? Кто бы то ни был, он мог увидеть, как она переодевалась. Подумав об этом, Колетт сердито прикусила нижнюю губу.
Потом до нее дошло, что бродить ночью по дому мог и третий.
— Оливер?..
Колетт боялась, что с ним произошло нечто плохое. Поскольку брат не мог покинуть усадьбу на машине, вслух она рассуждала так: он позвонил другу, вышел на дорогу, тот приехал и подобрал его. Но на самом деле про себя она думала и о другой, ужасной, возможности: Оливер вышел из дому в метель, и потом что-то случилось. Тот утес над океаном был одним из его самых любимых на свете мест, и Колетт тысячу раз приходило в голову, что он мог оступиться и упасть… или спрыгнуть. Не то чтобы Оливер походил на самоубийцу, но временами он бывал таким несчастным и одиноким, что это беспокоило ее.
Колетт оглянулась. Дальше располагалась комната ее брата. Но там царила тишина. Ни движения, ни полоски света под дверью. Скорее всего, по коридору ходил отец. И как бы ей ни хотелось, чтобы это был Оливер, вернувшийся домой, она направилась к отцовской комнате. Прошла мимо ванной, потом прямо под лампой, освещавшей верхнюю площадку лестницы.
Следующая комната по правую руку и была спальней хозяина дома. Из-за дверей послышался шорох и скрип: похоже, отец ходил по комнате. Она вздохнула. До нее вдруг дошло, что отца так же, как и ее, могла сейчас одолевать бессонница. Колетт даже обрадовалась. По крайней мере, это показывало, что он настолько же обеспокоен, насколько зол. Должно быть, это он подошел к ее комнате, но потом передумал. Весь вечер отец не разговаривал с ней, если не считать нескольких формальных фраз об обеде и пожелания спокойной ночи.
