Я глянул в сторону Ново-Животинного, но ничего не увидел, зато другое село, на другом берегу Дона, виднелось как на ладони. Вдруг ноющий вой — взрыв! По каске ударил длинный, с указательный палец, осколок.
Теперь я узнал, кто и откуда стреляет. А Селиванчик, он все стоял на коленях и перебирал комки вылопаченной им, уже начавшей подсыхать земли.
— Младший сержант, пригнись!
— Патрон я потерял, товарищ лейтенант…
Я держал его на ладони, этот тронутый ядовитой прозеленью патрон, я хотел положить его в карман, но, когда разглядел, что он не наш, немецкий, бросил туда, где он лежал — в устланную лишайником ямину.
Значит, я ошибся, в сосеннике, вероятно, стояли немцы. Впрочем, сейчас трудно разобраться: сосенник мог переходить из рук в руки, да, может, его и не было, он вырос после. И все же мне казалось: где-то здесь был похоронен младший лейтенант Ваняхин.
«Да что ты боишься? Все равно три секунды осталось жить», — так говорил мне младший лейтенант Ваняхин, когда на меня был брошен остолбеняющий взгляд комбата, когда капитан Банюк самолично решил проверить наличие патронов у бойцов моего взвода. Я не думал, что мне три секунды осталось жить, поэтому боялся. И только тогда, когда мне было приказано забросить набитый патронной лентой чемодан, я отошел и стал готовить себя к встрече с немецкими танками. Еще под Саратовом, при получении противотанковых ружей, расчеты моего взвода дали клятвенное обязательство: подбить в первом же бою по два, по три танка…
— Родина дала нам такое оружие, которое способно поразить любую фашистскую броню, — говорил комиссар батальона старший политрук Салахутдинов.
И странное дело: мы уже на фронте, я уже узнал, кто и откуда стреляет, но танков все еще не видно. Тихо, так тихо, что слышно, как стучит собственное сердце. Можно подумать, что немцы и вправду выдохлись, как об этом не раз писалось в газетах.
Чистое, как будто не тронутое войной небо походило на сплошное поле цветущего — сине и нежно — льна. Такое небо обычно бывает перед жнитвом, когда надолго устанавливается жаркая и безветренная погода. Я снял каску, хотелось посмотреть, оставил ли какой след стукнувший по ее железу осколок? Следа особого не осталось, так, маленькая царапина.
— Товарищ лейтенант, бачте, що це таке? — пробалакал наблюдавший за воздухом рядовой Тютюнник.
Я недоуменно пожал плечами и не знал, что сказать. В цветущем льняной синевой небе появилось странное чудище с соминой головой и с туловищем, похожим на продолговатый сруб. Только после я узнал, что это чудище зовут «рамой».
