Пока что миссис Спрингер почти не замечала м-ра Стоуна. За обедом же они сидели далеко друг от друга, так что за всеми свечами, букетами и бессчетным количеством недавних приобретений в виде выточенных из дерева поделок, вроде Иисуса-младенца в яслях или сосен, всех этих выцветших сувениров — следов проведенного в Австрии отпуска, которые Томлинсоны ухитрились превратить в традиционные рождественские украшения, они едва могли разглядеть один другого в освещенной свечами комнате. На двух маленьких столиках за пределами освещенного круга лежали поздравительные открытки, выбранные из числа полученных более чем за целое десятилетие: Грейс сказала, что у нее рука не поднимется их выбросить. Они отличались либо огромной величиной, либо богатством украшения: одна или две были окантованы кружевами — и каждый год извлекались и выставлялись на всеобщее обозрение.
Лишь после обеда, когда мужчины возвратились в женское общество, миссис Спрингер обратилась прямо к м-ру Стоуну.
— Сюда, — кокетливо сказала она, хлопнув рукой по софе рядом со своим местом. — Садитесь со мной.
Он сделал, как она велела. Предмета для разговора не представилось, и он заметил, как уже замечал три или четыре раза за этот вечер, что у нее вид человека, либо целиком погруженного в свои мысли, либо придумывающего, что сказать. И еще до того, когда молчание сделалось неловким, она и впрямь заговорила:
— Любите ли вы, — спросила она, повернувшись к нему с неожиданностью, которая уже начала у него ассоциироваться с ней, — кошек?
— Кошек, — сказал он. — Ну, это когда как. Вот на днях случилось. На прошлой неделе, по правде говоря…
— По-моему, все эти любители животных, — она помедлила, и хитрый огонек сверкнул в ее глазах, как всегда, когда она собиралась употребить крепкое словцо (она уже сказала «сука» и «проклятый»), — плетут несусветную чушь.
Последние слова она произнесла со странным нажимом, будто они сами по себе были остроумны; у нее получилось «несут светную чушь».
— На днях одна бросилась на меня, — сказал м-р Стоун. — Бросилась…
— А я и не удивляюсь. Они животные джунглей.
— Не успел я открыть дверь, как она спрыгнула на меня с лестницы. Просто напугала, право. А потом — это, право, очень смешно…
Он запнулся, не уверенный, стоит ли продолжать. Но в ее глазах светилось одобрение, и он рассказал свою историю. Всю целиком. Себя он вывел в карикатурном виде, находя в этом давно забытое удовольствие. Поведал ей свои видения со всеми отвратительными подробностями: как он бросает кошку в кипяток или кипящее масло. Упомянул и о том, как включал колонку и наполнял раковину теплой водой, как сидел на крышке унитаза с кочергой в руке. Он захватил ее! Она слушала; она молчала.
