"Все кончено... - говорит (думая, что серьезно) представитель старого мира Николай Кавалеров. - Теперь я убью вас, товарищ Бабичев".
В произведении Юрия Олеши начинают происходить какие-то странные и не свойственные этому осторожному и хорошо знающему, что он делает, человеку вещи.
Юрий Олеша в "Зависти" противопоставляет и разводит концепции как людей на поединке: "Я собью спеси буржуазному миру" - угрожающе говорит представитель молодого мира. "Мы собьем спеси молодому миру" - угрожающе говорит представитель буржуазного мира.
Но сходство произнесенных слов заставляет думать о близости людей и концепций, о близости методов, намерений и стремлений.
И поэтому, когда два человека говорят одинаковые слова, то это не композиционная особен-ность и не стилистическая небрежность, а способ, которым пользуется писатель для того, чтобы подчеркнуть сходство говорящих. Писатель снимает разницу между одним человеком и другим, между одним и другим миром, и говорит об одном мире - мире победителей-толстяков.
Почему революции делают герои и гиганты, а потом революции превращают их в пигмеев и трусов?
Все это было бы совершенно непонятно и даже непостижимо и вступило бы в разрушительное противоречие с тем, что написал Юрий Олеша до этого, и особенно с тем, что он написал после, если бы в его книге имелось строгое единство, казалось бы, разведенных концепций. Но в книге строгого единства нет, и поэтому Юрий Олеша ненадолго задерживается на этом странном недоразумении. Его, конечно, больше интересует, как представитель молодого мира собьет спесь старому миру. И он показывает это очень выпукло. Однако в книге Юрия Олеши странное недоразумение все-таки есть, как, несомненно, есть и отрицательные явления, и автор, человек, которому было в высокой степени свойственно гражданское мужество, не замазывает своих ошибок.
Я задержался на этом обстоятельстве специально для того, чтобы обратить внимание на одно распространенное заблуждение и предостеречь.
Такая потребность возникла у меня в дни, когда я был еще очень, очень молод и у меня еще были силы с надеждой заглядывать в издательства. И вот в одном из них (сейчас его уже нет, а где оно было - вырыт огромный водоем) я услышал оказавший на меня решающее творческое влияние диалог.
- Да... - сказал один редактор одному автору. - Да, да, конечно. Но нельзя же все так мрачно. Конечно, были отдельные наслоения. Но ведь были не только одни наслоения.
