— Песе-е-ец! Песе-е-ец, посадку давай!.. Я едва успел отпрыгнуть с траектории падения птицы, как этот орущий птеродактиль со всего маху впечатался в стену дома и, отскочив, свалился прямо мне под ноги. «Убился!» — зажмурил я глаза.
Немудрено, ведь так категорично хрустнули его косточки. Не люблю, когда умирают так глупо, бесцельно. Вернее, возникает в душе неприятный осадок вины, будто причастен с какого-то боку.
Правда, долго не маюсь, быстро отхожу. Наверное, поэтому и болею редко. Вон даже на петуха долго не злюсь, и он, зараза, это знает, когда днём мимо меня безбоязненно за хохлатками гоняется. Заиграло радио на доме. Я открыл глаза и стал пристально осматривать пострадавшего на предмет признаков жизни. Нет, лежит паклей, не шевелится. Помер однозначно. Тут моё внимание привлекли крохотные замёрзшие капли на кончиках перьев скворца. Теперь понятно, почему он так неуклюже летел. Но откуда летом мог взяться лёд на птице? Из курятника показался петух, за которым дружно высыпали его поклонницы. Заметив меня склонённым над бездыханным телом дальнего сородича, краснопёрый закричал:
— Убийца! Живодёр!..
— Типун тебе на язык! — быстро пресёк я панику ходячего гребня без мозгов. — Сам он о стену жахнулся, не подрасчитал с приземлением. Глава гарема с подозрением в глазах склонил голову и важно подошёл поближе, явно намереваясь уличить меня во лжи. Радио перестало играть музыку и голосом диктора объявило, что сегодня двадцатое июля две тысячи одиннадцатого года. Именно в этот момент, казалось, недавно мёртвый скворец встрепенулся, вскочил, словно ошпаренный, и принялся орать:
— О Боги! Одиннадцатый год! Я пропал! Всё пропало! Что же делать?
Караул! Сколько я пробыл в отключке?.. Мы с петухом чуть сами «копыта не отбросили» от неожиданности. В моей голове вместо зародившихся было мыслей о том, где похоронить придурка, воцарился полный кавардак. Краснопёрый вообще обделался с перепугу. Пара хохлаток тут же разродились на месте, едва не угробив яйца о твёрдую землю двора. Наконец, я не выдержал:
— Заткнись, окаянный! Повисла спасительная пауза. Скворец ошалело вытаращился на меня, затем обвёл глазами пернатую публику, прищурился и стал напирать:
— Это ты, песец, виноват! Я же просил дать мне мягко приземлиться. Зачем отошёл, негодный?.. «Какой песец? Что он несёт? — переклинило меня. — Похоже, бедолага здорово приложился головой». Разрядил обстановку петух:
— Простите, вы кто такой? Скворец засучил крыльями, сложил их, как подобает культурной птице, задрал клюв и представился:
